Его горячий бархатный язык ворвался в меня первым, не дав возможности даже втянуть воздуха, наполненного его ароматом и жаром наших тел, проникая резко, горячо и сладостно. Он повелевал, управлял, заставлял вкусить его и подчинится, что я делала с восторгом и неземным блаженством, обхватывая его за шею сильнее и прижимаясь так сильно, как только могла.
Я скучала по нему каждую секунду своей жизни.
Я хотела его каждую минуту своего существования, сходя с ума оттого, что не могу всегда быть рядом.
Он был моей жизнью.
Моим наркотиком.
Моей восточной сказкой, в которой я парила в облаках, утопая в бархатной ночи.
Я запротестовала в его губы, когда потянулась к ширинке, чтобы освободить его рвущееся наружу возбуждение и мое кипящее золото как можно быстрее, что мог сделать только он, но Хан отбросил мои руки, вдруг поднимаясь на ноги, и держа меня на весу, но лишь на долю секунды.
До того момента, как я не оказалась прямо на его рабочем столе, уложенная и распластанная на спине, ахнув, когда Хан выпрямился, надо мной, полыхая своими глазами так, что стол подо мной запросто мог загореться.
Я потянулась к нему снова, чтобы уложить на себя, он Хан откинул мои руки, хмыкнув на мой вопль протеста, и обхватывая руками за бедра, чтобы резко и грубо развернуть меня, уложив на живот и придавив рукой к столу, отчего его край оказался как раз на линии живота и обнаженных бедер.
Полы коротенького халата взметнулись, обнажая мои ягодицы, и я радостно дрогнула, когда за моей спиной раздался резкий и отрывистый звук открывающейся ширинки.
Я так ждала этот ВЖИК, что закусила губу, едва не застонав заранее, и не понимая, зачем Хан прижимает меня к столу ладонью, словно я могла сбежать.
Теперь он не выгонит меня из своего кабинета, пока я не получу то, что так хочу…или я умру от этого напряжения и кипящего золота внизу живота, отчего становилось просто физически больно.
Я слишком поздно поняла, что Хан задумал, совершенно не ожидая того, что горячая ладонь, от которой я ожидала только ласки, вдруг опустится на мои ягодицы с оглушающим шлепком, вырывая сиплый крик.
- ХАН!!!
- Молчи, мавиш, и слушай!
Я сжалась под его рукой, зажмурившись и понимая, что на этом все так просто не закончится, чувствуя, как горят ягодицы, словно мне только что приложили на них раскаленный утюг.
Попытавшись пошевелиться или сползти со стола, я заранее знала, что эти телодвижения обречены на провал, потому что моей силы было явно не достаточно, чтобы противостоять Хану. Ни морально, ни физически.
Я дрогнула, ожидая нового удара и новой боли, когда почувствовала кончики его пальцев, которые касались моей пылающей от боли кожи, продвигаясь мучительно и медленно сначала по округлой попке, а затем по ложбинке все ниже и ниже, и проникая в лоно сзади, отчего я не смогла удержать судорожного хриплого вдоха.
Что он творил?
Я кусала губы, чтобы сдержать стоны, когда его пальцы стали двигаться во мне, создавая то трение, от которого невозможно было не потерять голову. Они растягивали меня изнутри, поглаживая чувствительные стеночки, пробираясь с каждым своим движением все глубже.
- Первое, что ты должна запомнить, мавиш – чтобы с тобой не происходило, где бы ты не была, о чем бы не думала и кого бы не видела, первым, кто должен об этом узнать – это я.
Его ладонь со шлепком опустилась на ягодицы снова, отчего я взвизгнула, покрываясь потом, от такой резкой смены ласки на грани безумия, и боли на грани рыдания.
- Ни Искандер, ни Неслихан, это должен быть я, – очередной шлепок, от которого мир потемнел перед глазам, и боль опалила снова с такой силой, что я всхлипнула, – ты поняла меня, мавиш?
Всхлипнув, я промычала в ответ, зажмурившись и напряженно застыв, боясь даже вздохнуть, когда Хан промурчал надо мной сладко и тянуче, словно темный душистый мед:
- Гузаааааааааль.
Я испуганно застыла, ахнув, когда он склонился надо мной и вместо его пальцев моей раскаленной от боли кожи коснулись его мягкие губы.
Это сочетание обжигающей боли и плавящей страсти выворачивали душу наизнанку, бросая ее высоко над землей познавать новые грани чувственности.
Я судорожно хваталась дрожащими пальцами за гладкий отполированный стол, постанывая и утыкаясь лбом в прохладную плоскую поверхность, от которой пахло смолой и лаком, когда его жадные губы проделали тот же путь, что до этого пальцы – сделав круг по ягодицам и касаясь шелковым горячим языком горящего чувственного нутра, отчего перед глазами просто проносились миллиарды звезд и золотые галактики.
Опустившись на колени у стола, Хан терзал меня свои языком, лаская им глубоко и убивающее медленно, отчего я выгибалась, не в силах прервать эту пытку и оттолкнуть его, или умолять, чтобы он сжалился и дал волю своим чувствам, прекратив это мучение, от которого можно было сойти с ума.