Хангаслахденваара

И он воевал, он напрягался до тихого злого воя, до скрежета зубов, до яростного мата, застревающего в обессилевшей глотке. Они очень верили в него, и он не мог обмануть их веру, но нельзя надрываться до бесконечности – ведь он не бог!

Заодно они лишили его всех личных радостей и увлечений. Как избавляют от лишних вещей перед отправкой на разведку: «Попрыгай! Эй, что у тебя там гремит? Увлечения дурацкие? Немедленно все выложить! Получишь после задания. Если вернёшься…»

Чем больше Саша думал обо всём этом, тем сильнее начинал ненавидеть тех, в ком совсем недавно не чаял души. Он становился другим, и сам удивлялся этому. Правда, чем больше проходило времени, тем всё реже и реже он удивлялся – он начинал считать своё новое состояние вполне естественным.

И всё начало рушиться.

Только не думал он тогда, да и не хотел думать, что никто, кроме него, не был виноват в случившемся. На самом деле никто не отдавал приказа действовать именно так, а не иначе. Никто не прокладывал маршрутов на планшете – он сам чертил их в своей голове, сам ставил задачи и продумывал порядок их выполнения.

Он не мог признать свою вину. Он не мог быть виноватым.

Его обманули, его использовали – только такая правда устраивала Александра.

Потому что такая правда была похожа на его привычно знакомую правду о прошлой войне. И она, эта правда была удобна – он уже знал, как она ощущается, как она сидит на нём. Он словно снова надел старую, хорошо подогнанную куртку, которую когда-то носил, а потом почему-то бросил в кладовку и позабыл, завалив всяким хламом. Привычно и удобно. Немного затёрто – придётся постирать-почистить, но на какое-то время сойдёт…

Например, на то время, пока строишь из себя обиженного и обманутого.

Пока он жалел себя, пока наслаждался собственными страданиями, растравляя раны и упиваясь болью, жена и дети покинули его. Просто собрали вещи и ушли. А потом пришло письмо – копия искового заявления к мировому судье с просьбой о разводе. Его поставили в известность о том, что созданное им подразделение скоро прекратит существование, будет расформировано.

Прочитав, он усмехнулся и смял бумагу в кулаке – предатели выстрелили в спину! Но просто так меня теперь не завалить, сука ты дешёвая!

В тот день, вечером, он достал из холодильника едва начатую бутылку водки и выпил её в полном одиночестве. В тот момент ему и не требовался собеседник, Саша не хотел разговаривать, не хотел думать. Он тупо смотрел в телевизор, стоящий перед ним, но происходящее на экране не интересовало – мозг был выключен. Алкоголь перевёл его в «режим ожидания», давая время отдохнуть и оправиться от неприятностей.

Той ночью он спал спокойно и без волнующих сновидений.

Наутро болела голова, но к обеду боль утихла, и Саша понял, что у него появился новый действенный способ глушить вопли воспоминаний и всхлипы совести.

Со временем он научил свою душу переносить боль потерь с относительной лёгкостью. Если представить причину душевных страданий куском радиоактивного материала, разрушающим структуру тканей души, то Александр создал внутри себя свинцовый ящик, в который убирался «источник излучения», прекращая представлять смертельную угрозу. Само по себе воображаемое хранилище весило много, но оно избавляло от боли, а его собственная тупая тяжесть вскоре стала хоть и постоянной, но привычной.

Избыток появившегося свободного времени позволил ему вновь вернуться ко многим любимым занятиям. В его голове всегда имелось несколько готовых сюжетов, историй, которые следовало занести на бумагу, и Александр, до того относившийся к факту своего сочинительства со снисходительной улыбкой, как к глупому увлечению, теперь взялся за дело серьёзно, со своей обычной напористостью и злостью.

Результаты удивили его самого – первый же написанный и отправленный в один из журналов рассказ был принят и вскоре напечатан. Сидя на кухне, он вертел в руках свежий номер журнала, со своим именем и фамилией на странице, с его детищем – рассказом о человеке, погибшем на войне и воскресшем вновь благодаря любви к нему одной женщины. Сюжетец так себе, но те, кто начинал читать, сразу попадали под воздействие Сашиной энергетики, талантливо вплетённой автором в простые и понятные для всех слова и фразы. Начинавшие чтение всегда дочитывали до конца.

«Захватывающе!» – говорили читатели, не задумываясь: а что, собственно, их захватило? Один Александр знал ответ на этот вопрос: энергия, сочащаяся из его произведений и имеющая вполне конкретное имя – Злоба. Он писал о любви, о Любви с большой буквы, и при этом – со Злобой!

Впоследствии на свет появилась большая повесть, и о ней заговорили, но опять никто не догадался определить форму бьющей через край энергии. А в этой повести правила бал уже не Злость, читателей завораживала Ненависть.