— Это Ханна! — сказала себе малышка и сжала в кулаке блестящую капельку. «Это её секрет, — подумала Этти. — А теперь ещё и мой. Друзья никогда не выдают секретов. Никогда и ни за что!» Крепко сжимая капельку, Этти поклялась, что никому не расскажет о том, что узнала.
— Чтоб мне умереть, если расскажу! — торжественно прошептала она.
25
«СОВСЕМ НАСОВСЕМ?»
— Смотри, как я умею, Ханна! Смотри на меня! — крикнула Этти и скрылась под водой, выставив ноги в чулках ровно вверх. Через секунду она вынырнула, отплевываясь. — Подводная стойка на руках! Как тебе?
— Замечательно! — крикнула в ответ Ханна.
— Жалко, что ты не можешь со мной искупаться, — вздохнула Этти и тут поняла, что за глупость сказала. Но она часто мечтала о том, что как-нибудь ночью Ханна возьмёт её с собой.
Ханне тоже очень хотелось в воду. Но девочка знала, что с ней тогда произойдёт. Это происходило каждую ночь с тех пор, как она вернулась. Конечно, теперь превращение вовсе не казалось Ханне загадочным. Она привыкла к тому, как ноги сливаются в мощный хвост, ступни срастаются, а десять пальчиков превращаются в раздвоенный хвостовой плавник.
Ханна быстро сообразила, что плавать в ночной рубашке глупо. Одежда была ей не нужна. Девочке нравилось чувствовать воду обнажённой кожей. Так что Ханна аккуратно убирала одежду под камни, куда не доходил прилив, и заходила в воду голой. Это было чудесное неописуемое ощущение. Прежде собственная кожа казалась девочке лишь мёртвой оболочкой, однако в воде, без одежды, она оживала, и Ханна каждой клеточкой тела чувствовала связь с морем. Она наслаждалась неведомыми прежде прикосновениями, которые пробуждали в глубине её души новые чувства.
Но в воде у Ханны обострялось не только осязание. Её слух становился невероятно тонким: она различала, как стучит винт лодки в нескольких милях от неё, как шевелятся омары в садках, а ещё — Ханна недавно это заметила — как разговаривают люди, даже на суше. Как раз поэтому она и услышала в первый вечер крик Этти, хоть и отплыла от берега больше чем на милю.
Ускользать из дома, к счастью, было нетрудно: у Дейз и Сюзи были дружки в деревне, а Флорри уехала обратно в Бостон, готовить дом на Луисбург-сквер к возвращению Хоули. Ханна уходила каждую ночь, невзирая на погоду. Однажды разразился страшный летний шторм: весь залив Френчмен-Бэй вспенился так, что воды вовсе не было видно. За Эгг-Роком, в открытом море, волны превратились в высоченные водяные горы, и Ханна с восторгом плавала сквозь них или, с силой отталкиваясь хвостом, перепрыгивала. Если ей удавалось вынырнуть достаточно высоко и подняться над водой футов на пять — десять, то Ханна могла перевернуться в воздухе так, чтобы нацелиться прямо на гребень волны, а потом скатиться по ней, как с горки. Девочка угадывала направление каждой волны и предвидела, в какое мгновение та склонит пенистую голову, а в какое — рассыплется мелкими брызгами, в которые ныряешь, как в паутину из алмазов.
А теперь, наблюдая за водяными трюками Этти, Ханна раздумывала о трюке, который сама собиралась попробовать, если только будет ещё один шторм. Она не раз скатывалась с крутых валов далеко от берега, но решила, что куда труднее и интереснее будет плыть поперёк, прямо под гребнем волны, стараясь удержаться на ней как можно дольше.
Ханна до сих пор ничего не знала про Лайлу, кроме того, что её увезли. Девочка предположила, что её отправили туда, где она отдыхала до этого. Расспрашивать Этти Ханне не хотелось. От других слуг она узнала, что кошку и вправду убило камнем, который метнула Этти. Понемногу ей открывались и другие подробности событий того вечера. После случившегося на берегу обнаружилось, что портрет испорчен: холст был изрезан, а лицо девушки в тени — вырвано. Услышав о картине, Ханна поняла, что художник больше не появится ни в Глэдроке, ни в доме номер восемнадцать в Бостоне. А ещё… одну из ваз нашли разбитой на мелкие осколки.
Когда Ханна с Этти пошли обратно к дому, Ханна услышала, как малышка что-то бормочет, стуча зубами.
— Что-что, Этти? Что ты хочешь сказать?
Она остановилась и подняла на Ханну ясные серые глаза.
— Санаторий.
— Что это такое?
— Длинное-длинное слово.
— А что оно значит?
— А ты разве не знаешь? — спросила Этти. В голосе её слышалась нотка торжества, как будто ей приятно было обнаружить, что она знает больше, чем кто-то старше её.
— По-моему, я где-то его слышала. — Слово в самом деле показалось Ханне знакомым.
— Это такое место, куда отвозят больных туберкулезом. — Этти помолчала. — Туда Лайлу отвезли.
— О, — тихо выдохнула Ханна.
Они молча дошли до спальни Этти, где малышка переоделась, а затем села перед зеркалом, чтобы Ханна расчесала и заплела её мокрые волосы.
Этти сказала, обращаясь к отражениям в зеркале: