Ханна

Всякий раз между Фрейдом и Ханной шли уединенные беседы, напоминающие обмен подачами. С самого начала она заявила, что обладает достаточно крепкой головой и не позволит копаться в ней всяким там докторам с их лорнетами. Именно эта ее отнюдь не внушенная сила, ее открытость, ее безграничная убежденность, что достаточно сильно захотеть чего-либо, чтобы рано или поздно получить желаемое, и привлекают в ней Фрейда. Как и Адлеру, ему кажется, что в ее уравновешенности проблескивает капля безумия. Он не утверждает этого, но заинтересован. Он дает ей или, скорее, заставляет ее говорить. Сама не зная почему и как, но однажды вечером, когда они были одни в его кабинете на первом этаже дома № 19 по Берггассе, она поймает себя на том, что рассказывает о своем местечке, своих встречах с Тадеушем на берегу ручья, об авантюристке, устремившейся в просторы пшеничных полей в лучах солнца, о смерти отца и Яши, о погроме…

Она умолкает, более смущенная, чем если бы вдруг обнаружила себя голой. Молчание. Она сидит на знаменитой турецкой софе. Напротив — изразцовая печь, слева — камин с колпаком, покрытым турецкой тканью. Фрейд улыбается, но не глазами. "Нет ничего опаснее детских воспоминаний", — произносит он наконец. Он ничего не добавит к сказанному, откажется даже назвать хоть какой-то диагноз, которым она, кстати, даже не поинтересуется.

Но она удалится с этим сомнительным и пугающим ощущением, какое испытываешь, когда цыганка умолкает на полуслове и спешит уйти после длительного изучения линий на твоей ладони.

Даже если не веришь в предсказания судьбы.

На Вену надвигается осень. Деревья Пратера с каждым днем меняют цвета. Еще немного… и веселье, царящее в городе, не выдержит контрудара со стороны природы. Если Ханна по-прежнему отказывается танцевать, то Лиззи предается этому удовольствию весьма охотно. Она постоянно окружена ордой миленьких офицериков, мечтающих лишь об одном: драться из-за нее на дуэли. И когда они обе, Лиззи и Ханна, появляются где-нибудь, обязательно в сопровождении Шарлотты О'Маллей, гигантского роста дуэньи, за ними обычно следует по пятам эскорт расфуфыренных офицеров.

И на этот раз они прошлись по Пратеру, задержавшись перед "Третьим кафе", где грохотал военный оркестр. Потом отобедали на пленэре в саду Сачера. Пять офицеров в киверах вышли вместе с Лиззи: та пожелала прокатиться на гигантском, высотою 65 метров, колесе, вращающемся со скоростью 65 сантиметров в секунду. Ханна осталась одна за круглым столиком под забавным балдахином: если пожелаешь оградиться от остального мира, можно задернуть занавески. Она раздавлена и наполовину побеждена: двумя днями ранее из телеграмм, пришедших одна из Монте-Карло, другая из Парижа, она узнала, что Джон Д. Маркхэм в сопровождении своего секретаря и других лиц сел на "Голубой экспресс" и отправился во французскую столицу. Оттуда — в Гавр. Из Гавра его путь лежит в Нью-Йорк. Уже зарезервированы каюты на борту "Лотарингии", парохода Генеральной трансатлантической компании.

Если бы не присутствие Лиззи, она наломала бы дров.

Она достает из сумки записную книжку в обложке из кожи черного и алого цветов с вензелем — двойное позолоченное "Н" — и машинально перелистывает счета. И вдруг чувствует, как на нее ложится чья-то тень. Она думает, что это вернулась Шарлотта О'Маллей, на которую наводит страх гигантское колесо.

…Но шторки закрываются, и чья-то большая рука захлопывает блокнот. Ее бросает в дрожь, глаза распахиваются до предела, она смотрит прямо перед собой, не в силах повернуть голову. С поразительной мягкостью "тень" извлекает из ее рук карандаш, книжку, приподнимает ее со стула из черного тростника. Тот, кто все еще остается тенью, сжимает ее голову в ладонях, наклоняется, целует ее в веки, принуждая закрыть глаза.

— Ничего не говори.

— А что нам осталось сказать друг другу?

— Ханна, замолчи.

А она, взволнованная, думает: если я открою глаза, он исчезнет. Но он остается с нею. 

Договоримся, что в будущем…

Лиззи вернулась с триумфом в сопровождении Шарлотты и всех своих почитателей. Их число сильно возросло — движется целая колонна. Застав Ханну чуть ли не в объятиях некоего молодого человека, Лиззи словно остолбенела и, хоть ни разу еще не видела Тадеуша, в ту же секунду все поняла. Последовала процедура знакомства, после чего даже такая болтушка, как Лиззи Мак-Кенна, прервать которую, казалось, вообще невозможно, вдруг лишилась дара речи. Она лишь пробормотала, что вместе с О'Маллей ходила выпить чашечку шоколада в кафе напротив оперы, а все эти господа офицеры только сопровождают ее.

Наконец Ханна и Тадеуш остались вдвоем.

— Я хотела бы немного пройтись, — сказала Ханна.