Ханс Кристиан Андерсен

Итак, теперь ему предстояло попытаться жить творчеством, как говорится в одной из его сказок, — в Дании тогда, как и сейчас, это было нелегко. Никто из его коллег-писателей не мог прокормиться только литературным трудом. Почти все они где-нибудь служили. У Андерсена службы не было. Он шел на существование во всех отношениях рискованное. Рассчитывать на постоянный доход он не мог и должен был жить без той психологической поддержки, которую другие люди черпают в уверенности, что находятся на своем месте и приносят пользу обществу. Тут уж пан или пропал. Если он не станет великим писателем и тем самым не утвердит свое положение, он останется никем. Но другим он заниматься не мог. Он годился лишь на то, чтобы стать писателем. Зная это, легко понять лихорадочное творчество последующих лет. Он должен был обеспечить себе существование и любой ценой завоевать место в литературном мире.

Последнее было, конечно, не менее важно, чем первое, но едва ли легче. Молодые писатели должны были получить признание в трех сферах: у публики, у других писателей и, наконец — и это было труднее всего, — у критики. Его исходное положение было не так уж плохо. Благосклонность публики он уже завоевал своими первыми поделками. Он не мог пожаловаться и на отсутствие интереса со стороны старших и уважаемых коллег-писателей. Весьма доброжелательно поощряли молодого Андерсена и Эленшлегер, и Ингеман, который, кстати, знал его еще со времен учебы в Слагельсе. Даже Й. Л. Хейберг, представлявший совершенно иное литературное направление, чем Эленшлегер, нашел приятными первые стихи Андерсена, а также его водевиль «Башня св. Николая» — подражание водевилям, которыми Хейберг как раз в те годы добился столь большого успеха в театре. Критики тоже видели талант молодого писателя и охотно поддерживали его.

Теперь оставалось только сохранить и укрепить уже завоеванное положение, за что он немедленно и принялся. К новому, 1830 году он выпустил сборник стихов, в основном уже напечатанных раньше; туда вошли, например, «Умирающее дитя», «Студент» (описание его комнатки на Вингорсстрэде) и «Где излучины дороги». Момент оказался неожиданно удачным. Как раз осенью 1829 года на книжном рынке было на редкость мало интересных поэтических произведений. Кроме того, новое стихотворение Андерсена только что было прочитано на поэтическом вечере актеров Королевского театра 4 января, и, что не менее важно, его книга была на редкость тепло встречена критиками, даже Кр. Мольбеком^{41}, ворчливым литератором, который впоследствии стал для Андерсена воплощением самого придирчивого критика, но который тогда без колебаний объявил двадцатипятилетнего поэта особенно многообещающим.

Однако у Андерсена было в запасе и много другого. Вскоре он издал еще несколько стихотворных сборников, книгу с описанием путешествия по Германии, отправил в Королевский театр три оперных либретто («Ворон», «Праздник в Кенилворте» с музыкой соответственно Й.П.Э. Хартмана^{42} и Вейсе и «Невеста из Ламмермура», которая в театре называлась «Невеста Ламме», с музыкой ныне забытого композитора Бредаля), два водевиля и несколько обработок французских пьес. Он был полон идей. Осенью 1831 года он написал своей приятельнице Хенриэтте Ханк из Оденсе, внучке книгопечатника Иверсена, ставшей для него почти родной сестрой, что одновременно работает над пятью-шестью вещами. «У меня даже слишком много идей, так что я теперь трачу их впустую и собираюсь издать целую книгу под названием „Идеи для тех, у кого нет собственных, необходимая и полезная книга в наши суровые времена!“. Уже одно это хорошая идея!» К сожалению, он чересчур торопился со своими выдумками и не давал себе времени как следует их использовать, что не раз давала ему понять театральная цензура. Кроме того, он упорно работал над своим историческим романом, который должен был называться «Карлик Кристиана Второго», но так и остался неоконченным.

Постепенно он стал известным человеком в маленьком Копенгагене. Его худощавая фигура, болтающиеся вдоль тела руки, огромные ноги, лицо с большим носом запоминались сразу. Он не мог не знать, что жители Копенгагена смеются над его необычной внешностью и находят его уродом, но он был известным и признанным. Сам он себе нравился и в целом вел образ жизни, который его устраивал. Он вращался в обществе многих людей, имел возможность читать свои произведения (чем, по мнению друзей, злоупотреблял) и считался всеми одним из самых многообещающих молодых писателей. На его день рождения в 1832 году Эленшлегер подарил ему свою «Жизнь»^{43} в изящном переплете и с сердечными, лестными словами; его даже приглашали на обед к этому королю литературы. Да, он вошел в моду, этого было достаточно. Одиноким он вряд ли себя чувствовал, имея бесчисленное множество друзей, в чьих домах благодаря своей сердечной натуре и веселому нраву всегда пользовался гостеприимством.