Ханс Кристиан Андерсен

Повествование проникнуто одновременно сочувственным и критическим темпераментом писателя. В описании леса, где живет соловей, есть удивительная поэзия, в сцене смерти императора — захватывающий пафос, но обнажение человеческих слабостей беспощадно и делается с необыкновенной утонченностью, часто, казалось бы, в совсем невинных оборотах. Когда император лежит при смерти, об этом рассказывается так: «…и страну постигло большое горе, все так любили императора». Кто поверит, что скорбь идет от самого сердца, когда о ней говорится такими словами? А какая обличительная сила заложена в ироничном «Здравствуйте!», которым император в конце истории приветствует своих слуг!

Серьезность и ирония, реализм и фантазия в «Соловье» соединены в удивительное целое. Муза писателя была щедра к нему в те короткие часы, когда он создавал этот шедевр. Сказка была начата как-то вечером в 1843 году и закончена уже на следующий день.

Неуловимое равновесие между достоверностью реальности и вымыслом — это один из секретов тех сказок, которые Андерсен пересказывал или сочинял сам, продолжая традиции народной сказки.

* * *

Но есть и другая группа сказок, где обстановка полностью реалистична, и в этих сказках секрет совсем другой. В начале сказки «Навозный жук» мы узнаем, что однажды императору грозила смертельная опасность в бою; тогда он пришпорил лошадь, перескочил через упавшую лошадь врага и тем самым сохранил жизнь. Но это рассказывается так, словно инициатива принадлежала лошади, а император только позволил себя спасти. В этом-то и дело: главное действующее лицо здесь лошадь, а люди стоят на втором плане. В сказках, где речь идет о животных, цветах или предметах, мир предстает перед читателем таким, каким он выглядит для них, а не для человеческого глаза.

«Гадкий утенок» знаменит потому, что он убедительно рисует борьбу per aspera ad astra[46], которую пришлось когда-то вести и самому писателю. Но неугасимую жизненность придают истории скорее неожиданные эпизоды из жизни уток, кур и других бессловесных созданий. Для уток пределы мира не распространяются дальше птичьего двора и канавки с лопухами; мир кончается у поля священника; там обыкновенная мама-утка никогда не бывала. На птичьем дворе нужно бороться за существование, и утятам предстоит этому научиться. Они должны остерегаться кошки и не попадать под ноги птичнице, когда она вынесет корм (кто она такая, утята не знают, и это им все равно); нужно держать лапки врозь, чтобы показать себя благовоспитанным утенком, и необходимо понравиться испанской утке, потому что она самая знатная особа в этом маленьком обществе. Герои думают и рассуждают понятиями, которые естественны в этой среде. Вылупившиеся утята ценятся по тому, умеют ли они все, что должна уметь каждая утка. Добрый знак, когда большой утенок хорошо гребет лапками в воде — есть надежда, что из него все же выйдет толк.

Маленький убогий домик, где живут у старушки кот и курица, — это другой, но столь же ограниченный мирок. Его жители знают только собственный дом и не считаются с тем, что вне его. Здесь царят такие правила: умеешь ли нести яйца, выгибать спину и пускать искры? Если нет, то не суйся со своим мнением. А плавать по воде и нырять — это вздор. Ни один из обитателей домика никогда не додумался бы до такого.

Герои-животные столь же разнообразны, как бывают люди. Честная мама-утка на гнезде отличается совсем иным темпераментом, чем утка, пришедшая ее навестить; у той уже есть некоторый опыт и наготове хорошие советы, и она оскорбляется, когда им не хотят следовать. Куриные и утиные проблемы дают повод для вражды и споров: кто получит угриную головку? Сколько нужно ждать, пока из яйца вылупится последний утенок? Умеешь ли ты вести себя на птичьем дворе?

В «Счастливом семействе» представлен другой уголок мира. Здесь тоже нет людей, мы находимся в зарослях лопуха у двух симпатичных старых улиток, и все, что мы узнаем в сказке, касается только их: семейная история, старания найти хорошую невесту своему приемному сыну и удачный результат этих стараний. Мы видим и переживаем лишь то, что могут видеть и переживать они. Им знакомы заросли лопуха и его обитатели: майский жук и дождевой червь, муравьи, комары и еще некоторые создания. Обо всем, что находится за пределами этого маленького мирка, они не имеют понятия, кроме барской усадьбы, где, как они слышали, аристократических улиток варят и кладут на серебряное блюдо. Но люди, вероятно, вымерли, думают улитки, раз о них ничего не слышно. Совершенно естественно, что почтенная чета считает себя центром мира, думает, что лопухи посажены специально для них, а усадьба для того и существует, чтобы они могли попасть на серебряное блюдо. Понятно и то, что улитки с домиками считаются более благородными, чем улитки без домиков, и что медлительность молодой улитки-невесты радует ее будущих свекра и свекровь; они с удовлетворением констатируют, что она хорошей породы.