Ханская дочь. Любовь в неволе

Хозяйка кивнула понимающе и хлопнула в ладоши:

— Нанетта, Бабетта, Сюзетта! Девочки, бегом сюда! Примите у господ шубы да налейте выпить!

Указания ее были исполнены незамедлительно, и вот уже офицеры уселись в кружок, а девушки запорхали вокруг, подливая им в бокалы вино и коньяк. Сергей увидел рядом пышную блондинку с голубыми глазами. Девушка с обольстительной улыбкой поднесла ему рюмку коньяка и устроилась рядом. Сергей ни разу еще не пробовал коньяк — на вкус темно-коричневая жидкость оказалась немногим лучше обычной водки, но ему не столько хотелось выпить, сколько отвлечься от будоражащих мыслей о татарине, забыться в нежных объятиях этой красотки. Он украдкой бросил взгляд на Бахадура: черноволосая девица, примостившись у того на коленях, изящно допивала отвергнутый татарином коньяк. На мгновение Сергей ощутил укол ревности, его охватило желание вскочить и броситься вон. Безумие, чистое безумие! Он отвернулся, притянул блондинку к себе и со злостью поцеловал ее в губы.

Когда он отпустил девушку, та едва отдышалась:

— Mon dieu [9], господин, как же вы нетерпеливы! Не пора ли нам подняться в мою комнату?

— И побыстрее! — Сергей запустил руку ей в декольте, погладив упругую грудь.

Девушка со смехом отстранилась, спрыгнула с колен и побежала к выходу в коридор, обернувшись на пороге:

— Ну идемте же, господин офицер!

Дважды повторять ей не пришлось. Уход его словно послужил знаком — один за другим офицеры вставали и удалялись наверх, сжимая во влажной руке мягкую лапку прелестницы. Зала пустела на глазах, так что в конце концов там остались только Сирин и черноволосая девушка.

Красотка призывно смотрела на Сирин:

— Ну что, милый, поднимемся наверх?

Сирин вскинула руку, словно защищаясь:

— И что мы там будем делать?

— Я вас научу, что нужно делать! — хихикнула девушка. Она схватила свою жертву за руку и потащила за собой. Сирин не успела опомниться, как оказалась в малюсенькой комнатке, где всей мебели было узенький шкафчик да кровать с разобранной периной; на стене висела картинка, изображавшая обнаженную женщину. Пока Сирин растерянно озиралась по сторонам, девушка ловко сбросила платье и осталась в чем мать родила.

— Теперь понятно, что нужно делать? — протяжно хрипловатым голосом спросила она.

Ситуация действительно выглядела недвусмысленной. Сирин втянула носом воздух, в голове у нее проносились варианты, как вырваться из этой западни. Рассуждению ее мешала мысль о Сергее: вот он поднимается наверх с этой полногрудой блондинкой, вот лежит с ней, сплетаясь ногами и делая то, что делает достойный мужчина со своей женой. Представив это, она почувствовала, как в ней закипает гнев. Как он мог предаваться таким мерзостям? Ей страстно захотелось выбежать из комнаты, отыскать Сергея и высказать ему все в лицо.

— Вы не разденетесь? — Девушка шарила руками по одежде татарина, желая, как видно, помочь робкому новичку, но не могла справиться с чужеземным нарядом.

Сирин схватила ее за локоть и оттолкнула, так что красотка упала на кровать:

— Пусти, я не хочу!

— Не хотите или не можете? — хитро спросила девушка, поглаживая себя по груди, чтобы пробудить желание в совсем еще юном чужеземце.

— Не могу, — сквозь зубы ответила Сирин, с ужасом думая, что почти выдала себя. Но девушка только понимающе кивнула.

— Ничего страшного, вы не первый, кому оружие отказало в бою, идите же сюда, садитесь поближе, пообщаемся, уверяю, пройдет немного времени — и вы снова будете в полной готовности.

С этими словами она потянула своего гостя к себе на кровать и поцеловала в губы:

— А так вам нравится?

Сирин ошарашенно уставилась на нее:

— Зачем ты это делаешь?

— Зачем целую? — хихикнула девушка.

— Нет, вот это все, с мужчинами, — Сирин широко повела рукой.

— Потому что мне за это платят, для чего же еще? Приятнее и легче подарить за вечер удовольствие двум-трем мужчинам, чем с рассвета и до темноты сидеть за шитьем, чтобы сгорбиться и ослепнуть через несколько лет. — Внутри девушки словно прорвалась какая-то плотина, и она быстро, запинаясь, начала рассказывать свою историю.

Черноволосую красотку звали Марион, родом она была из Франции, из Анжера. Когда-то родители отдали ее в ученицы модистке, которая и спровадила наивную девицу в парижский бордель.