Ханская дочь. Любовь в неволе

Апраксин приказал слугам принести кошелек и передал его Кицаку. Тот, развязав шнурок, с любопытством заглянул внутрь — там поблескивали новенькие золотые рубли. Никогда он не держал в руках столько денег, да и все его имущество явно оценивалось меньше. Подсчитывая монеты, Кицак размышлял, сколько лошадей он сможет купить на эти деньги. Да, он беглец, без родины и без племени, и это несколько отравляло его радость, но все же он не особенно огорчался. Калмыки Канга, да и башкиры тоже, уже предлагали ему уйти вместе с ними — их племена с радостью примут богатого и храброго воина. Еще один или два таких подарка, подумал он довольно, и он сможет купить в жены дочь хана и стать уважаемым воином в племени. В Карелии он уже награбил достаточно, чтобы считаться состоятельным человеком, и теперь подумывал, что, пожалуй, стоит еще какое-то время повоевать на стороне русских. Кицак решил, что сейчас он один держит в руках действительную награду за окончившийся поход, а Сергею и Сирин придется еще подождать, согласится ли царь на предложение Апраксина.

Офицеры и губернатор тем временем вновь принялись за водку, выпивая ее чуть ли не быстрее, чем слуги успевали подносить. Сергей держал себя в руках, помня, как презирает пьяных Бахадур. Водку он пил только тогда, когда тост не давал возможности уклониться, в остальном же ограничивался парой глотков вина.

Но его надежда таким образом расположить к себе Бахадура и завязать с ним разговор успехом не увенчалась. На все его вопросы татарин отвечал односложно, а когда Сергей поинтересовался, правда ли, что старшая жена Монгура Зейна не его мать, то и вовсе не получил ответа.

Тогда Сергей решил действовать напрямую — может быть, это поможет пробить стену неприступности, которой окружил себя маленький татарин.

— Поглядеть на тебя и Кицака, можно подумать, что твоя мать была русской. Скажи, это и есть та самая «мамочка», которую ты порой зовешь по ночам?

Бахадур побледнел, лицо его застыло. На мгновение Сергей испугался, что вот сейчас мальчик вскочит и выбежит из-за стола — вряд ли это пришлось бы Апраксину по душе. Но тут в залу ввалился грязный задыхающийся вестовой, и внимание присутствующих обратилось к нему. Он, пытаясь отдышаться, встал перед Апраксиным и протянул ему пакет:

— Наши войска проиграли битву при Головчине, но отступают, сохраняя боевой порядок, — задыхаясь выговорил он.

Более удручающего впечатления не могло бы произвести даже внезапное появление в зале драгун Любекера. Все разговоры тотчас смолкли, раскрасневшиеся от выпитого лица побледнели. Всем казалось, что повторяется трагедия под Нарвой — тогда царь потерял убитыми, ранеными и пленными больше половины войска. Уверениям курьера, что войска отступают организованно, никто не верил. Наконец Степан Раскин сказал то, что думали многие:

— Ну что ж, шведам открыта дорога на Москву. А если столица падет, то и Петербургу стоять недолго.

Он замысловато выругался и запустил в стену стаканом:

— Черт побери этих шведов! Непременно им надо испортить нам праздник.

Сергей готов был расплакаться от бессильного гнева, спасла его только дикая гордость:

— Карл может победить нас еще не раз, но последнее сражение останется за нами!

Он ловил на себе скептические взгляды, но спорить с ним никто из офицеров не осмелился, боясь навлечь на свою голову гнев Апраксина. Князь не раз уже угрожал заключить в Петропавловскую крепость тех, кто позволит себе пораженческие высказывания, и все присутствующие об этом помнили.

Меж тем Апраксин распечатал пакет и повернулся к гостям:

— Прошу простить, вынужден вас покинуть, мне необходимо срочно прочесть депешу. Шведы пока еще далеко отсюда, можете спокойно праздновать дальше, а если плохие известия испортили вам настроение — пейте, пока не свалитесь под стол. Все лучше, чем сходить с ума от страха, что Карл идет на Москву.

Смех, раздавшийся в ответ, был не слишком-то веселым. Большинство гостей так жадно потянулись к стаканам, словно собирались влить в себя столько водки, сколько успеют. Сирин собиралась ретироваться, заранее опасаясь того, что сейчас начнется, но умоляющий взгляд Сергея заставил ее повременить. Он наполнил свой стакан, но пить не стал, так и застыл, глядя невидящими глазами в пустоту: