Хаос

— Обратно к Зип. Лиле нужно побыть с матерью.

* * *

Такеши и Анна поддерживали меня, пока мы ползли по переулкам и карабкались по улицам, приближаясь к площади.

— А что насчёт Кузнеца? — спросила Анна, пока мы шли. — Он не предупредит Мазикинов о нашем присутствии? Он знал, что мы здесь из-за Малачи, хотя и не понимал всего плана.

— О, он их предупредит. Но мы позаботились о том, чтобы никто из Мазикинов во дворе не дожил до того, чтобы рассказать об этом, и большинство людей и существ, вышедших сегодня вечером, уже были возле площади, где Королева устраивает своё шоу. Только те, кто был верен Кузнецу и его дружкам Мазикиным, пришли посмотреть, кого он схватил. За ним числится история пыток нарушителей в его дворе, и я подозреваю, что никто и не думал, что вы сильно чем-то отличаетесь.

— Но он знал, что мы такие же, как ты, — сказала Анна. — И он был в ярости. Он хотел поймать тебя.

— Он хотел угодить своим хозяевам, — ответил Такеши напряжённым голосом.

— Он сказал, что ты причинил много неприятностей, — пробормотала я.

Я ненавидела Кузнеца и ненавидела то, что он сделал, но в каком-то смысле его слова имели смысл. Такеши был одержим желанием спровоцировать Мазикинов, но мне было интересно, подумал ли он о последствиях для обычных людей в городе. Кузнец сказал, что их наказывали за преступления, совершённые Такеши. Неудивительно, что они его ненавидят.

— У нас есть немного времени, прежде чем они поднимут тревогу.

Такеши затащил меня в очередной переулок, едва успев избежать столкновения с проезжавшей мимо телегой, которая изрыгала чёрный дым на освещённую фонарями дорогу.

— Мы оставили Кузнецу настоящий беспорядок, да и к рассвету на улицах никого не будет. Но как только солнце зайдёт, он пошлёт кого-нибудь предупредить Королеву.

— А это значит, что мы должны спасти Малачи до этого, — тихо сказала Анна. — Если Мазикины узнают, что мы здесь и намерены спасти его, они постараются сделать это невозможным. Может быть, сегодня наш единственный шанс вытащить его оттуда.

— Согласна, — сказала я сдавленным голосом.

— Согласен, — эхом отозвался Такеши. — Вот мы и пришли.

Они повели меня вниз по узкой лестнице в каменистый туннель. Мои штаны были жёсткими от крови и Бог знает чего ещё, просачивающегося из зияющей раны в животе, и мне казалось, что половина моего лица была оторвана. Мы подошли к закрытой металлической двери. Такеши поцарапал её, заскулил и закашлялся, без сомнения говоря что-то на языке Мазикинов.

Дверь быстро открылась, и появилась Зип, одетая в козье платье. Теперь её когти были накрашены чем-то белым. Когда они внесли меня в её берлогу, я услышала путаницу разных языков, смысла которых не понимала. Такеши разговаривал с Зип на языке Мазикинов. Анна говорила с ними обоими по-испански. Такеши и Анна говорили друг с другом по-японски. Я позволила им опустить меня на козью шкуру, окрасив её в красный цвет. Боль была бездонной. Я тонула в ней.

Кто-то ткнул меня пальцем в лоб.

— Qué se robaron los dientes? — прошептал голос, который, как я знала, принадлежал моей матери. (примеч. с испанского: — Зубы вырвали?)

Анна ответила ей по-испански, и что бы она ни сказала, моя мать заплакала. Она перевернула меня и притянула к себе. Янтарные глаза внимательно изучали мои глаза. Они снова были в сознании, полны беспокойства. Она прищурилась, глядя на мой рот, игнорируя мои попытки уклониться.

— Me alegro que todavía tienes los dientes. Pero si te los hubieran robado, te daría los míos. (примеч. с испанского: — Я рада, что у тебя всё ещё есть зубы. Но если бы их украли, я бы отдала свои).

— Почему она всё время спрашивает о зубах Лилы? — спросила Анна.

Такеши рассеянно пожал плечами, полностью сосредоточившись на мне и моей матери.

— Я не знаю, сработает ли это.

Мама принялась гладить меня по волосам.

— Прекрати, — хрипло сказала я.

Это было уже слишком. Слишком странно. Слишком больно. Но я была чересчур слаба, чтобы двигаться, поэтому всё, что я могла сделать, это умолять её словами, которых она даже не понимала. Слёзы обожгли мои глаза, когда я взглядом отыскала Анну.

— Пусть она оставит меня в покое.

Я слабо отмахнулась от её рук, когда мама принялась убрать локоны с моего лба.

Надо мной нависло лицо Такеши.

— Мы не можем, Лила. Если ты хочешь исцелиться.

— Разве я не могу исцелиться без того, чтобы она не сжимала меня вот так?

Я едва могла дышать.

Он покачал головой.