Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мы добрались до некого рода ниши, относительно сухой соляной пещеры, усыпанной кристаллами, отражавшими слабый свет фонаря, когда мы втиснулись в неё и рухнули. Малачи протиснулся мимо меня и обнял рыдающую Анну. Она схватила его за шею, а он прижал её дрожащее тело к своему. Люди Кожевника, как мужчины, так и женщины, выглядели искренне сочувствующими, хотя и озадаченными бурной реакции Анны. Я вспомнила слова Такеши о том, как редко в этом городе встречается любовь. Какой ничтожной тут была жизнь, и как часто случались несчастья и страдания. Но Анна… она потеряла своего Такеши.
Я вздрогнула и опустилась на пол пещеры. Я хотела утешить Анну, но Малачи справился с этим. Он рукой обхватил её голову и прижал к своей груди. Он искоса взглянул на меня так печально, что у меня на глаза выступили слёзы. Он тоже потерял Такеши. Зная Малачи, он, вероятно, думал, что мог бы что-то сделать.
Через несколько минут Кожевник опустился на колени перед нами. Он подождал, пока Анна возьмёт себя в руки и заметит его, что она сделала на удивление быстро, вытирая слёзы и отпуская Малачи.
— Мы здесь немного отдохнём. Ложитесь и набирайтесь сил, — сказал Кожевник. — Потом мы сделаем рывок и попытаемся добраться до дворца.
Он держал металлический предмет в свете фонаря. Это были простые металлические карманные часы, но без цифр. Там была только одна стрелка, и отмечены только два часа. А там, где должно быть указано двенадцать и шесть, было выведены буквы «Ч» и «О».
Он позволил на мгновение рассмотреть часы. Рука прошла мимо буквы «Ч».
— Это как раз после «Чёрного часа», когда Мазикины наиболее активны. Мы можем отдохнуть здесь.
Он указал на то место, где должна была быть девятка.
— А потом мы постараемся прибыть во дворец до наступления «Огненного часа».
Он указал на букву «О».
Я кивнула, показывая, что поняла, и старалась не скривиться, когда его дыхание попало на меня. С тех пор как я очутилась в городе, я учуяла много отвратительных запахов, но дыхание этого чувака? Самое худшее, что я когда-либо нюхала. Странное сочетание гнили и нечистот, и оно идеально сочеталось с его чёрными зубами. Он повернулся к Анне.
— Сочувствую тебе о Страже, — сказал он и отступил вглубь пещеры, жестом подзывая к себе Тресу.
Я наклонилась к Малачи и посмотрела на Анну.
— Что мы можем сделать?
Она покачала головой. Её пристальный взгляд был тёмным и напряжённым.
— Действуем по плану, — сказала она ровным голосом. — И надеемся на лучшее. Я никогда не сдамся.
— Поспите немного, вы двое, — продолжила она. — И сделайте друг друга сильнее.
— Анна… — начал Малачи, снова потянувшись к ней.
Она подняла руки, желая оттолкнуть его.
— Нет. Хватит всего этого. Я в порядке.
Малачи отстранился, нахмурившись.
— Ты не одинока в этом.
Она посмотрела на людей Кожевника, некоторые наблюдали за нами с большим интересом.
— Я знаю, — сказала она нам. — Поверьте мне, я знаю. Просто… оставьте меня в покое, ладно?
Малачи поколебался, а потом кивнул.
Я вздохнула.
— Хорошо.
Мне так много хотелось сказать Анне, но в тот момент я была уверена, что каждое слово причинит ей боль.
Когда Анна повернулась к нам спиной, Малачи придвинулся чуть ближе, не желая отпускать её слишком далеко. Затем он притянул меня к себе. Он сбросил свою сумку, а потом мою и поставил рядом со своей.
— Иди сюда, — тихо сказал он. — Ты нужна мне.
Он сел у стены пещеры, вытянув ноги перед собой, и я опустилась ему на колени. Он пальцами зарылся в мои мокрые волосы, и я уткнулась лицом в его покрытое шрамами горло.
— Мне очень жаль, — сказала я.
— Я не хочу говорить об этом, — ответил он напряжённым голосом. — Я просто не могу.
Я крепче обхватила его грудь.
— Всё, что тебе нужно.
Он поцеловал меня в лоб.
— Я чувствую себя сильнее, когда ты прикасаешься ко мне.
Я подняла голову и посмотрела на него.
— Я тоже.
Он убрал мои волосы с лица.
— Мне следовало бы помнить об этом, прежде чем пытаться отпустить тебя. Или, может быть, я знал это, но не чувствовал, что заслуживаю этого.
— Ты сам себя наказывал.
Он и меня наказал, хотел он того или нет. Даже сейчас было больно думать о тех неделях, когда мы игнорировали друг друга. Я не жалела о времени, проведённом с Йеном, он был великолепным другом. Но если бы у меня был выбор, я была бы с Малачи. И Йен тоже это знал. Жаль, что Малачи тогда так не считал.
— Я наказывал себя, — сказал он. — И всё ещё мог, если бы не понял, что это делает меня слабее.
Я напряглась.
— Значит, ты вернулся не потому, что хотел меня?
Он сжал меня в объятиях.
— Я всегда хочу тебя. И это постоянно. Но я должен искупить свою вину, Лила. Я не чувствую, что могу двигаться вперёд, если я каким-то образом не компенсирую то, что я сделал.