Хаос и порядок. Прыжок в безумие

Дэйвис хотел закричать: «Неужели „Планер“ рискнул пристыковаться к станции? Ведь Сорас работает на амнионов!» Но он промолчал, вспомнив женщину, которая порезала щеки Ника – порезала, потому что не сочла Саккорсо достойным противником. На Малом Танатосе она допрашивала Дэйвиса. Билл велел ей в случае необходимости прибегнуть к пыткам. Однако она не пошла на такую крайность. В тот момент Сорас решила обойтись без жестокости. Но он верил, что Чатлейн могла оказаться страшным палачом. И она наверняка подвергла бы Дэйвиса ужасным пыткам, если бы Энгус не похитил его из камеры… Энгус, ставший теперь куклой Ника; сломленным и жалким человеком; рабом, которому разрешили «порезвиться» с Дэйвисом и Морн.

Ник быстро вернулся к пульту помощника, схватил Термопайла за волосы и рывком приподнял опущенную голову киборга. Казалось, что все его тело излучало злобу, когда он склонился вперед и снисходительно похлопал Энгуса по щеке.

– Развлекайся, урод, – с хриплым смехом произнес Саккорсо. – Ты же знаешь, такая возможность бывает не каждый день.

Он усмехнулся Морн и Дэйвису, затем сделал заднее сальто и, картинно перекувырнувшись в воздухе, опустился на ступени трапа. Помахав рукой, Ник направился к лифту. Через некоторое время Дэйвис услышал гул сервопривода и шум раскрывшихся дверей кабины. Еще через несколько секунд лифт помчался к воздушному шлюзу. Ник и его команда отбыли на встречу с Динером Бекманом.

Дэйвис и Морн остались наедине с Термопайлом: для юноши он был отцом, для женщины – чудовищем, разорвавшим ее жизнь на части. Дэйвис сделал шаг вперед и занял позицию между Морн и Энгусом. Мать положила ладонь на его плечо. Возможно, она хотела успокоить сына, удержать его или напомнить о том, что нуждалась в поддержке близкого человека. Ее пальцы сжались в плотном захвате, словно она не могла найти для себя другой опоры. Термопайл не двигался. Он согнулся над пультом, как сломанный агрегат – марионетка с обрезанными нитями. Жесткие требования программного ядра лишили его воли, надежды и цели.

– Ну что же ты, Энгус… – внезапно сказала Морн. Ее голос был сиплым от беспомощного вызова. Она содрогалась от жутких воспоминаний.

– Давай, начинай. Покажи нам свою худшую сторону.

Сердце Дэйвиса забилось, как пойманная птица. Он инстинктивно приготовился к драке.

По телу Энгуса пробежала дрожь. Услышав слова Морн, он поднял голову. Его руки неловко мяли застежку ремня. Одна нога подогнулась от судороги. Он медленно выпрямился в кресле и, как потерявшийся ребенок, испуганно осмотрелся по сторонам. Увидев Морн и Дэйвиса, Термопайл отшатнулся. Казалось, что их лица поразили его до глубины души. Они находились всего лишь в двух метрах от кресла, но он щурился, словно не мог их узнать. Энгус начал задыхаться. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, как будто он оказался в скафандре без воздуха. Желтые глаза потускнели от боли. Лицо побагровело. Пальцы согнулись, царапая ткань костюма. Внезапно он поднял руки и ударил себя ладонями по щекам. Дэйвис непроизвольно вздрогнул. Морн еще сильнее вцепилась в его плечо.

Энгус пытался что-то сказать. Он прилагал такие усилия, словно от этой фразы зависела вся его жизнь. Но Термопайл не мог произнести ни слова. Ему мешало затрудненное дыхание. Дэйвис в отчаянии наблюдал за его конвульсиями. Энгус еще раз ударил себя. Еще и еще. Затем давление внутри него прорвало какую-то преграду, и он, заскрежетав зубами, проревел:

– Я не твой сын!

Его голос поднялся до раздирающего крика. Казалось, горло Энгуса рвалось от триумфа или дикого отчаяния.

– Я не твой недоделанный сын!

Через миг он зашелся в приступе кашля, который больше походил на горькое рыдание.

Морн

Крик Энгуса шокировал ее, как штык-парализатор. От страха она даже подумала, что ее мышцы превратились в желе, а из костей вылился мозг. Морн хотела спросить: «О чем ты говоришь?» Но она не могла найти слов. Слова были силой – любой отклик был силой, – однако сила покинула Морн. Неистовый триумф и мука в голосе Энгуса сделали ее беспомощной.

«Я не твой сын».

Она вопрошающе посмотрела на Дэйвиса, но тот тоже ничего не понимал. Он имел ее воспоминания и часто страдал от отождествления с Морн. Мальчик только несколько дней создавал свою собственную индивидуальность. Он прилагал усилия, чтобы выдержать очередной удар, – Дэйвис выстраивал оборону, отказывался от смирения и насилия. Она видела на его лице следы внутренней борьбы. Однако он был пойман в ловушку памяти и, как Морн, удерживался в ней безумным криком Энгуса.

«Я не твой трахнутый сын!»

Термопайл согнулся в приступе кашля, словно надорвал истерзанные легкие… И вдруг замолчал. Именно так – между одним ударом сердца и другим. Слезы стекали по его щекам, но он не замечал их. Энгус выглядел таким же удивленным, как Дэйвис и Морн.