Хаос и революции — оружие доллара

Стараясь остановить мощный напор русской армии, пытавшейся прорваться в глубину немецкой территории, германская армия столкнулась с серьезными трудностями. Приходилось импровизировать на ходу — вытаскивая, словно карточный шулер, неизвестно откуда новые воинские подразделения. Не будем считать немецких военных пацифистами и уточним: Германия не готовилась к нападению на Россию! У немецких генералов действительно не было отдельного плана сокрушения России. Германский генштаб имел планы на случай войны с Францией, которую поддержит Россия, но не против России.

На Западе, закончив развертывание армии, германцы наносят через территорию Бельгии сокрушительный удар по Франции. На русском фронте — тишина. Пока русская армия сама не переходит в наступление. Тогда Германия вынуждена начать боевые действия и на Восточном фронте. Германский адмирал Тирпиц указывает: «Обстоятельства заставили нас наносить удары на фронте, который не соответствует нашим политическим интересам»[348].

Давайте зададимся очень простым вопросом: почему русская армия стала атаковать немцев? Не наступает германская армия, воюет на другом фронте, зачем самим лезть на рожон? Зачем взваливать на себя тяжесть борьбы? Вспомните Вторую мировую войну — ведь почти три года ждали англосаксы, прежде чем открыть второй фронт в Европе. Ждали, пока Россия и Германия ослабят друг друга, и только понимая, что Сталин и без них дойдет до Ла-Манша, высадились в Нормандии.

Ответ лежит в причинах и целях этой схватки, спровоцированной англичанами. Русская армия наступала потому, что ее об этом просили «союзники» по Антанте. Даже не просили, а умоляли. И вот почему. У англичан и французов в самом начале войны были две реальные проблемы, имевшие одно и то же решение. Первая — это возможность германо-русского замирения. Такое развитие событий надо было раз и навсегда перечеркнуть. Вариант «войны без войны» путал все карты англичан и сводил на нет хитроумно продуманную комбинацию. Нужна была кровь германских и русских солдат, море крови — и тогда замирение между противниками станет невозможным. Немцы и австрийцы наступать не собираются, значит, наступать должны русские армии. Вторую проблему для французов создали германские солдаты, неожиданно быстро разгромившие Бельгию и устремившиеся к Парижу. Таким образом, решением обеих задач англичан и французов становилось скорейшее начало крупномасштабных боевых действий на русско-германском фронте. Наше наступление:

♦ окончательно отрезало пути мирного решения конфликта;

♦ переносило тяжесть войны с Западного на Восточный фронт;

♦ начинало подтачивать государственный организм Российской империи, потому что русская армия была к этому наступлению не готова.

Именно поэтому с самого первого дня войны «союзные» правительства стали добиваться перехода русской армии в наступление. Французский военный министр Мессими буквально этого требовал, а посол в России Морис Палеолог умолял Николая II «повелеть наступление», так как иначе Франция будет «неминуемо раздавлена». Генерал Брусилов, несомненный герой той войны, автор знаменитого Брусиловского прорыва, вспоминает: «С начала войны, чтобы спасти Францию, Николай Николаевич (главнокомандующий. — Н. С.)… решил нарушить выработанный раньше план войны и быстро перейти в наступление, не ожидая окончания сосредоточения и развертывания армий»[349].

Особую ценность нашему наступлению придавала в глазах «союзников» даже не окончательность разрыва между Петербургом и Берлином, а именно неподготовленность нашего броска вперед. Ведь главная задача этой войны — обескровливание и ослабление России, чтобы революционные бациллы смогли поразить ее государственный механизм наверняка. Глава государственной думы М. В. Родзянко пишет в своих воспоминаниях: «В весеннюю сессию 1914 года в Государственной Думе прошел законопроект о большой военной программе, которая, выполненная в два года, то есть к 1917 году, делала нашу армию и численно, и по снаряжению значительно сильнее германской»[350]. Но наступать надо в 1914 году, когда вся эта чудесная программа перевооружения составлена только на бумаге. Наступать ранее сроков, обозначенных в русских военных планах, идти вперед вооруженными «большой военной программой», а не новейшими артиллерийскими системами. Ничем, кроме катастрофы, это закончиться не могло.

Возможность избежать этого у России была — надо было просто не воевать, а военные действия имитировать. Действовать вполсилы, отсиживаясь в обороне. Так и будут себя вести наши «союзники» по Антанте, но русский царь подобным образом поступить не мог — мешало рыцарское воспитание. И западнофильство нашей элиты, воспитанной в духе преклонения перед Западом. Ведь эта проблема нашей политической жизни возникла не сегодня.