Хаос: отступление?

Люди жонглировали такими словами, как «гибель цивилизации» и «постапокалипсис», но в действительности все было как всегда. Только без звуковой дорожки, поскольку весь мир оглох и с «ополчением» из ребят в красных банданах, которые сновали вокруг, убивая всех, кто оказался у них на пути, и пачками отправляя в лагеря «нежелательные элементы». Но, как вы знаете, цивилизация – вещь относительная. То она погибает, то восстает из мертвых – кто может за этим уследить?

Так вот, некое акустическое оружие сработало не так, как ожидалось, и теперь абсолютно все в этом мире полностью утратили слух. Это было своего рода противоречивое проклятие. Подкрадываться к людям внезапно стало легче – но и к вам можно было легко подобраться. Боязнь того, что кто-то подкрадется ко мне сзади и перережет горло, – единственное, что все время спасало меня от скуки. Я всегда считал, что шум надоедает, но тишина надоедала мне еще больше. А если вы идете вслед за кем-нибудь, особенно если это ополченец в красной бандане[34], поддерживающий порядок на наших улицах, вам нужно быть очень осторожным – ведь вы же не хотите, чтобы красная бандана решила, что вы за ней крадетесь. А еще вы часто обнаруживаете, что целая улица магазинов, еще вчера существовавших, сегодня превратилась в обгорелые остовы, или находите тела, странным образом сложенные в кучи наподобие оригами.

Я обнаружил, что часто принюхиваюсь – чтобы избежать опасности или просто ради развлечения. Если бы еще остались те, кто способен слышать, они, вероятно, умирали бы от смеха, так как мы все ходили, принюхиваясь, что-то ворча и бормоча забавными голосами, поскольку не имели представления о том, как нелепо они звучат.

Кажется, почти на каждом углу стояли красные банданы, явно скучавшие и отчаянно желавшие, чтобы кто-то бросил им вызов.

И в то же время я был «Новым талантом месяца» по версии «Энтертейнер эксплейнер»[35], так как ухитрился избежать смерти довольно забавным образом, и снятое об этом видео стало суперпопулярным. Я все чаще видел собственное лицо на майках и планшетах. Наш фильм демонстрировал ту часть, где Реджинальд, чувак с безумным взором, с усами и в шлеме викингов, преследовал меня и пытался оторвать мне руки и ноги, но не продолжение, где красные банданы стирали Реджинальда в порошок и поджигали (возможно, эта часть не была такой забавной). В любом случае, мы с Салли внезапно стали своего рода знаменитостями, и нам пришлось разгрузить холодильник, чтобы освободить место для кусков мяса, кастрюль и всего прочего, что нам приносили.

Все ждали, что будет дальше. Мы все еще верили в деньги, ну, или вроде того, даже после того, как масса народа потеряла свои сбережения и инвестиции в крутой спирали неплатежей. Впрочем, можно сказать и так, что мы не верили в деньги. У нас все еще было электричество, сотовая связь и Интернет, хотя во многих частях страны они то включались, то отключались. Красные банданы и остатки правительства нуждались в сотовой связи не меньше нашего, поскольку им нужно было поддерживать порядок, поэтому до тех пор, пока они не решат, каким образом смогут получить отдельную сеть связи и свои собственные источники энергии, они будут поддерживать доступную всем нынешнюю сеть в рабочем состоянии. По крайней мере, мы на это надеялись.

Мы с Салли не один час проспорили о том, каким должен быть следующий фильм. Все мои идеи казались ей слишком сложными или чересчур заумными. Я хотел сделать фильм о ком-то, кто пытается стать гангстером, но для этого он слишком приличный – например, занимается рэкетом, но никогда не собирает никаких денег. Или продает наркотики, но лишь самые безвредные. Поэтому другие гангстеры на него злились, и всем пришлось помогать ему изображать, будто он настоящий. И он так хорошо работает, что становится главным гангстером, и тогда его ждут реальные неприятности. Ну, или что-то в этом роде.

В любом случае, Салли сказала, что сейчас для народа это слишком сложно; нам нужно снять что-то, не требующее разъяснений. Некоторые из фанатов кино хотели, чтобы мы сделали фильм о том, что все оглохли, но мне это казалось противоположностью эскапизму – нечто вроде клаустрофобии.

Салли не давала покоя слава викингов и самураев – возможно, на этот раз у нас будут ниндзя-амиши[36], которые швыряют деревянные метательные звездочки. Но, возражал я, разве ниндзя-амиши – это не чересчур заумно? Я был готов вечно спорить на эту тему, так как на самом деле вовсе не хотел делать еще одно кино. Та часть меня, которая позволяла превратить несчастье в комедию, умерла, когда я выпал из окна вслед за Реджинальдом и увидел, как он умирает в огне.

Падал снег. Потом сыпался град, потом падал дождь со снегом, потом снова снег. Даже днем все казалось темным, и я ощущал, что мое зрение, обоняние, осязание уходят вслед за слухом. И только вкус оставался таким, как прежде. Все было соленым, соленым, соленым. Если поскользнуться и сломать ногу в канаве, никто и не узнает, что ты там, в течение многих, многих дней.

Начиналась долгая зима.

* * *