Хаос: отступление?

Они уходят – он слегка опирается на ее плечо, чтобы разгрузить левую ногу – а я смотрю им вслед. Почему Дженна так быстро передумала?

Я пожимаю плечами и начинаю процесс сухого озоления ее соевых бобов.

* * *

Врагов пока не видно. Но они здесь. Я закопал стрелковое оружие в лесу – на близком расстоянии они могут обнаружить металл. С другой стороны, эта женщина, которая приводит меня домой, приносит мне из столовой горячую пищу, позволяет мне всю дорогу на нее опираться. Мне не нужно на нее опираться, я и думаю, что она это знает. Она с отцом приняли меня не задумываясь – здесь никто не может никому навредить. Но эта женщина… Как же она может быть одной из этих лишенных человеческой сущности, подчиняющихся пришельцам, лишенных секса овец? Как?

От нее пахнет клубникой.

– Как вы повредили свою ногу?

– Такой вот я неуклюжий, – говорю я, и она смеется. Смех звучит растерянно.

Мы продолжаем разговор, хотя мне трудно сосредоточиться. Она умна и – как все они – мила. Но она не такая, как все они.

Мой хрен словно каменный.

Эта женщина…

* * *

Дант-23 приходит в лабораторию, когда я заканчиваю тесты. Он машет мне своими щупальцами, и я улыбаюсь ему в ответ. Я показываю ему свои и Зейна рукописные заметки о содержании цинка в различных штаммах пшеницы.

Интересно, он их читает? Или как-то фотографирует глазами и передает куда-то в какой-то немыслимый компьютер? Или просто делает вид, будто понимает, что они означают? Это невозможно определить.

Данты спустились со своего корабля двадцать лет назад, когда все пережившие Благодеяние уже были очень старыми, но мы до сих пор почти ничего о них не знаем. Не знаем, почему они решили помочь человечеству, изменив наши гены для БЧРС. Не знаем, почему они выбрали – подумать только! – вулкан для распространения молекул, принесших это несметное благо. Очевидно, они хотели контактировать с человечеством, не опасаясь насилия в отношении самих себя, но от их Благодеяния больше выиграли мы, а не они.

В библиотеке в Бремертоне есть книги с рисунками, очень старые, которые я видел лишь один раз и много лет назад, но они до сих пор вызывают у меня ночные кошмары. Мировые войны. Мертвые тела в траншеях. Инструменты средневековых пыток. Проткнутые штыками дети, изнасилованные женщины, коровы, которых убивают, чтобы съесть их мясо. Люди, которые поедают плоть.

Дант-23 издает какой-то звук, машет другим щупальцем и устраивается в углу лаборатории, чтобы наблюдать за происходящим.

* * *

Она тоже этого хочет, хотя когда я начал, она как будто сама испугалась своей реакции. Я готов поставить на свое ружье, что она не догадывалась, что может испытывать такое желание – откуда могла она это знать, если живет здесь? Она девственница. Тут уже я испугался – у меня никогда не было такого секса. Она не сдерживает свои чувства и ничего не скрывает. Ни тогда, когда мы это делаем, ни когда говорим. Ей, кажется, не приходит в голову, что я могу что-то скрывать. Она совсем меня не знает, но полностью мне доверяет – считает, что я не сделаю ей больно, что не обману ее, что не буду лишать ее удовольствия.

Она что, совсем ненормальная?

Я снова к ней тянусь.

* * *

Я переношу соевый фильтрат в мерный стакан и готовлю реагент. Но тут древний спектрофотометр отказывается включаться. Дисплей остается темным. Ничего не светится, ничего не работает, и я ничего не могу сделать, чтобы это починить. Эта штука окончательно сдохла.

Я и раньше терял оборудование. Но по каким-то причинам эта потеря меня сильно потрясла. Я сижу на табурете и рыдаю, как четырехлетний ребенок.