Хаос звезд

Он улыбается, смотрит мне прямо в глаза и у меня перехватывает дыхание, когда я понимаю, что он наконец-то здесь, обращается ко мне и только ко мне.

— Сейчас.

— Тебе следует извинить Рио, — говорит Скотт. — Он у нас поэт.

— Как-то так. — Рио закатывает глаза и обрывает ту связь, и я ощущаю, что снова могу дышать.

— Спроси его, какие стихи он пишет, — лицо Скотта преображается от глупой улыбки. Тайлер наклоняется через меня и сочувственно гладит Рио по ноге.

— Что за стихи ты пишешь? — Спрашиваю я ровным голосом.

— Поэму! — кричит Скотт. — Он сочиняет поэму!

Рио пожимает плечами.

— Всё так.

— Поэма? Что это значит?

Он кладёт свой блокнот в сумку, снова поворачивается ко мне, и клянусь, я физически ощущаю на себе его взгляд. Его глаза настолько прекрасные и я надеюсь, что он начнёт смотреть на кого-нибудь другого.

— Длинная-предлинная. По всем обычаям. Начинается с кульминации истории, в ней всегда есть загадка и такой строгий размер, что приходится взывать к музе. В моём случае — это Каллиопа.

Получается немного схоже с сюжетом «Иллиады» . Знакома с ней?

— Конечно. Я читала её по ночам, пока никто не видел, на своём ноутбуке.

Все окидывают меня странным взглядом.

— Почему? — спрашивает Тайлер.

— А, мама не очень-то симпатизирует грекам.

— Серьёзно?

— Ну да. Не поклонница. Поэтому мне приходилось тайком читать «Иллиаду» и «Одиссея».

— Я-то думала, что у меня странная мама, запрещающая мне читать книги о вампирах, — говорит Тайлер. — Тогда не рассказывай ей о том, что знакома с Рио.

— Почему?

— Полнокровный грек, — он смеётся, показывая свою ямочку и свою кожу, которая тоже совершенство. Может со мной что-то не так, раз я хочу видеться с ним ещё больше, просто потому что он грек и это убьёт мою мать?

Тайлер что-то шепчет Скотту на ухо, и они оба подпрыгивают.

— Сейчас вернёмся! — Говорит она, и, взявшись за руку, они устремляются куда-то вдоль берега.

— Они ведь уходят, чтобы вдоволь нацеловаться? — Спрашиваю я, хмурясь.

— Возможно.

— Не круто.

Я и Рио сидим, глядя на океан, в то время как солнце ускоряет своё погружение. Я чувствую, что мне следует продолжать смотреть на воду. Она мерцает своим блестящим, темнеющим синим цветом. Это потрясающе. Мне стоит приходить сюда в это время каждый вечер. Теперь меня не беспокоит близость с водой.

— Итак, — спрашиваю я, ощущая его справа от себя, и желая поговорить о чём-нибудь нормальном, — почему поэма?

— Знаю, тебе покажется странным, но это не то, что каждый хотел бы прочесть. Я вырос на подобных историях, на мифологии и поэма — красивый способ придать миру значимости. К тому же, я питаю большие надежды, что моя поэзия принесёт именно то, что я действительно хочу. — Он нарочно делает паузу. Он хочет, чтобы я спрашивала его об этом.

Но я спрашиваю о другом.

— Разве не всех героев в греческой мифологии всегда ждёт печальный финал?

Он смеётся.

— Очень многих. Но кто-то скажет, будто то, что я пишу — это трагедия сама по себе. Так что я восстанавливаю культурную справедливость. А чем тебе нравится заниматься, Айси?

— Вот уж нет, я — не Айси.

— Прости, я решил, что ты — точно не Дора.

— Нет, я — Айседора.

— И никаких прозвищ?

— Меня зовут Айседора. Это то, кем я являюсь. Ненавижу прозвища.

— Прости. Не знал, что это так важно. — Его слова кажутся искренними.

Я вздыхаю.

— Не совсем. Ну, или ты прав. Просто это… связано с культурой. Твоё имя определяет твою суть, оно определяет тебя. Древние египтяне верили в то, что имена имели сильное влияние. Если ты отнимаешь чьё-то имя или меняешь его, то ты отнимаешь частицу этого человека. Ты — это твоё имя.

— Я хмурюсь, думая обо всех своих глупых родственниках, которые, даже не потрудились запомнить моё имя. Мама, которая постоянно называет меня именами животных, не особо заинтересована в том, чтобы видеть во мне меня — Айседору. Я просто ещё один ребёнок, просто очередной ребёнок, который станет прославлять её, когда вырастет, а потом его можно будет заменить.

— Это имеет большое значение, — говорит он.

— Это не круто и мы оба это знаем. Но не смей больше даже думать о том, чтобы называть меня Дорой.

— По рукам. Значит, Айседора и никак иначе.

Я рискую взглянуть на него, а он смотрит на меня со своей очаровательной таинственной улыбкой. Я быстро отворачиваюсь и решительно устремляю свой взгляд за горизонт. Вода уже меньше мерцает. Я лежу на спине, ожидая появления созвездий.

Рио делает то же самое, ложится рядом и кладёт руки под голову. Он только начинает что-то говорить, как его прерывает мой визг от того, что я вижу первые звёзды.

— Йе-й!

— Что?

— Я так соскучилась по ним! Вот бы и Орион показался!

— Хм, а о чём это мы?

— Мои звёзды! — Я указываю наверх. Теперь, когда я их вижу, то всё, что всегда было внутри меня, но покинуло, снова встало на свои места. Моё сердце порхает в груди, и я в полном восторге.

Не хватает единственной вещи, от которой всё было бы идеально — мне нужен Орион. Мне придётся подождать его ещё несколько месяцев и тогда я снова смогу его увидеть.

— Твои звёзды? И Орион?