Хаос звезд

Сиа — Бог божественной мудрости. Шаи — Бог судьбы. Этим богам молились, поклонялись, их боялись. У этих богов были алтари, храмы, и священнослужители. Имена этих богов, произносимые шёпотом, чтили и помнили. Но ничто в действительности не вечно. Никто не помнит их сегодня. А у них есть загробная жизнь?

Я бегу по открытой пустыне. Позади меня вздымаются облака пыли, которые выбил из песка реактивный самолёт. Засушливый ветер очистил мой нос, прочистил мою неясную голову, наполнил и направил меня. Рио тоже бежит, но я бегу быстрее и не жду его. Я не могу.

Я добегаю до каменных ступеней, которые ведут к моему дому, и потом ругаюсь. Рио не может увидеть лестницу. Я оборачиваюсь — Рио всё ещё в ста ярдах позади, хромота замедляет его бег.

Грёбаный потоп! Я срываю с себя пижамную майку с длинными рукавами, довольная тем, что на мне спортивный бюстгальтер; и вешаю её так, чтобы одна половина находилась внутри, а вторая выходила на лестничную площадку. Может, эта волшебным образом исчезнувшая половина подскажет Рио вход через мамин магический барьер. Это всё, что я могу сделать.

Я бегу вниз по каменным ступеням и врываюсь через дверь в мою пустую-пустую семейную комнату.

— Мама! — Кричу я. — Мама! Папа! — Я пробегаю через комнату, по коридору в крыло из старого камня, ведущее к её спальне.

Кто-то выходит из кладовой комнаты в коридор, и я врезаюсь в него, потом отступаю назад.

— Нефтида? — Если она здесь, то моя мама, скорее всего, ещё в порядке! Я успела!

Она выглядит шокированной, когда видит меня.

— Дитя! Что ты здесь делаешь?

— Мама в беде! Анубис и Хаткор пытаются её убить!

Её лицо — такое похожее на мамино, но мягче, словно она всегда немного «не в себе», белеет.

— О, нет.

— Где она? Нам нужно ей сказать.

— Хаткор… я не знала… она ушла в ту часть дома, где гробницы. С Исидой.

— Нет! — Я поворачиваюсь в другой конец коридора, к двери, которую я избегала все эти годы.

Кажется, что лестница вытянулась до бесконечности, в самые недра земли, и я чуть не бросаюсь вниз, лишь бы быстрее туда добежать. Гробницы и картины кажутся одним размытым пятном, когда я бегу и кричу имя матери.

Наконец запыхаясь от страха и окружённая только тихой смертью, я врываюсь в дверь главной комнаты — папиного тронного зала. Там стоит его трон, напротив которого неподвижная статуя Амит.

Кроме неё в зале никого нет.

— Мама! — Выкрикиваю я. Должно быть, я пропустила их. Гробницы, одна из гробниц, их так много. Я оглядываюсь вокруг и обнаруживаю Нефтиду позади себя у входа.

— Я не видела их! А ты?

Она наклоняет голову набок, её чёрные глаза спокойны и собраны, яснее, чем когда-либо. И тогда до меня доходит, что за всю жизнь я не видела, чтобы она долго кому-нибудь смотрела в глаза.

До этого момента.

— Что же мне с тобой делать? — Спрашивает она.

Я поворачиваюсь, чтобы выбежать обратно в коридор, но она преграждает мне путь. Я встряхиваю в отчаянии головой. Она не понимает, как мало у меня времени.

— Что ты… а-а-а. — Всё моё тело слабеет, отражая состояние души. — Не Хаткор, — шепчу я.

Она стучит пальцами по подбородку в раздумьях, и пристально смотрит на меня.

— Почему? — Мой голос прерывается, я задыхаюсь от того, что ошиблась. От того, что не смогла защитить свою мать так, как она бы защитила меня.

— У тебя такой сильный характер, ты полна решимости создать саму себя без участия Исиды.

Всем бы такой характер. Мне бы такой. Я провела тысячелетия, искупая грех за желание большего, чем мне дано; большего, чем бессильный и презренный муж, который никогда не любил меня, и даже не опустился бы до того, чтобы подарить мне ребёнка. Желая большего для моего сына, который получил при рождении столько же прав, сколько и её сын. Мы — Боги, которых забыли, но я буду требовать того, что всегда должно было принадлежать мне. Наконец хаос даёт мне шанс. Я прикончу сестру и займу её место. Я стану Исидой.

— Она любит тебя!

— Не будь наивной. Исида любит только своё собственное величие. Весь мир — лишь её отражение, и если он не отражает её собственный искажённый взгляд на её великолепие, она разрушает его до тех пор, пока он не станет отражать.

Я выпрямляюсь.

— Она любит меня.

На что тётя отстранённо машет.

— Ты — игрушка. Больше говорить нечего.

— Я не понимаю! — Мне нужно задержать её здесь, заговорить. Если моя мать уже мертва, Нефтида не стала бы посылать меня сюда. Время ещё есть. — Зачем тебе нужен Анубис?

Наконец, она переводит взгляд на коридор за её спиной, на что-то, чего я не вижу.

— Моих сил и средств недостаточно, чтобы справиться с Исидой. — Всё это время мама казалась такой уставшей, и говорила о том, как Нефтида помогает ей. Мне плохо. Я должна была быть здесь.

Я бы помогла. Я бы знала.

Неправда. Меня не заботило это так, чтобы я могла разглядеть. Но теперь я могу.