— Ты имеешь в виду уроки об инцесте? Предательстве? Ревности? Убийстве? Всё не в счёт, если после смерти ты воскрешаешься к жизни, что каждый всегда может сделать.
— Я беспокоюсь не за себя. — Она приближается и берёт мою руку, странная и напуганная, и вдруг, несмотря на мою уверенность, что сны всего лишь сны, я и в самом деле хочу узнать, о чём они были или не хочу. Я не могу определиться.
— Что ж, думаю, со мной ничего не случится. Кому бы так сильно приспичило досадить мне?
По большому счёту, мне всё равно. Абсолютно.
— Ребёнок скоро родится, я беспокоюсь. Я не смогу присматривать за тобой. Я должна была знать, что Анубис будет в нашем храме, но даже не почувствовала его. — Она дотягивается до моих волос и зажимает длинную чёрную прядь меж своих пальцев. — Я хотела, чтобы мы вместе смогли заботиться о малыше, хотела возвести мост над пропастью, возникшей между нами. Снова сделать нас семьёй.
Мои зубы скрипят. Она такая лгунья. Ей нужен ребёнок, чтобы удовлетворить свои эгоистичные потребности.
Она выпускает мои волосы и кивает, будто приняла решение.
— Я не хочу оставлять тебя в опасности. Именно поэтому я отсылаю тебя.
— Погоди, ты что? Отсылаешь меня? Это не честно! Это… — Именно то, чего я и хотела.
Кусочек надежды поднимается, как комок в горле, угрожая задушить меня. — Хорошо, — только и могу я пропищать.
— Нефтида только что упомянула, когда я поделилась с ней своими тревогами. Она думает, так будет лучше.
Я хочу выбросить вверх кулак в победном жесте и бесконечно прыгать на кровати. Нефтида, сутулая тихоня Нефтида, она и правда выполнила что обещала!
— У Гора ты будешь в безопасности.
—
— Мне нужно знать, что с тобой всё в порядке, и мне не стоит беспокоиться за тебя.
— Что ж, с Хорохором я точно не буду в безопасности! Он даже моё имя запомнить не может.
С чего ты решила, будто он будет присматривать за мной? Кроме того, ты хочешь, чтобы я проводила всё своё время с Хаткор?
— Не знаю, — говорит она, а в поникшем голосе слышится тревога.
Я на пути к победе. Боги — глупцы,
— Если собираешься отослать меня ради моей же безопасности, тогда,
Куда-нибудь подальше, подальше от богов, подальше от Египта. Если никто, за исключением тебя, не будет знать, где я, то это будет самое надёжное место, не так ли?
— Вопрос не обсуждается. Ты слишком молода, чтобы отправляться куда-то одной.
Ну же, у меня ещё есть шанс сделать это. Я должна сделать это.
— Ты совершенно права. — Я стараюсь казаться взволнованной, неуверенной насчёт того, чтобы покинуть её. — Если бы только мы знали кого-нибудь, кто живёт за пределами Египта, и кто не знал бы здесь никого.
Меня забавляет толщина моего намека. Давай же, мама, прими решение. Пожалуйста.
— Хм, тогда — Сириус.
— Сириус? — Мне полагается награда за такое натуральное удивление, которое я изображаю.
— Ты ведь помнишь Сириуса? Он не навещал нас с тех пор, когда ты была совсем маленькой.
Конечно же, я помню Сириуса. Мой любимый брат, самый близкий мне по возрасту и единственный, кто в здравом уме. Когда ему стукнуло двадцать, и он обрёл свободу, то полностью оборвал все связи, переехав жить в Сан-Диего.
— Да, я помню его. Наверное, это сработает, как ты думаешь? Все прочие боги забыли про его существование. К тому же, он ответственный.
Она хмурится.
— Он зарабатывает тем, что водит машины. — Мама думает, будто машины — это что-то мерзкое. Весь этот металл и пластик, они не требуют индивидуальности или ума. Да и не так уж много денег приносит этот бизнес.
Я не отвечаю, а просто задерживаю дыхание в груди вместе с моими надеждами.
Наконец-то она вздыхает.
— Думаю, так будет лучше. Но, только на ближайшие пару месяцев, пока не появится малыш.
Я так громко выдыхаю, что она в испуге подпрыгивает. Внутри себя я кричу, кружусь в головокружительном танце, навсегда прощаясь с моей египетской тюрьмой. Ведь я точно знаю одну вещь — выбравшись отсюда однажды, я никогда и
Когда я заговариваю, мой голос необычно спокойный.
— Хорошо. Только если ты думаешь, что так будет лучше.
— Надеюсь, всё будет во благо. Но тебе сначала нужно спросить разрешения у отца, на всякий случай.
Та часть моего мозга, которая всё ещё прыгает на кровати, крича в триумфе, спотыкается и падает на пол. Ведь от свободы, о которой я мечтала последние года три, меня отделяет лишь одно быстрое погружение в подземный мир.
Я чуть не врезаюсь в старичка Тота в коридоре. Он частенько заходит сюда, перемещаясь тихо, по-старчески чудаковато. Он всегда был моим любимцем.