Хаосовершенство

Джезе все понял и остановился. Стряхнул боевой транс и вернулся в реальный мир, наполненный грохотом автоматных очередей.

Рихард знал, что люди Ахо следят за ним, а потому не стеснялся, атаковал в лоб.

Бронированные внедорожники на полном ходу влетели во дворик, снеся несколько штабелей с пустыми ящиками, и замерли, обеспечивая выскочившим парням укрытие. Замбийцы ожидаемо ответили плотным огнем, и примерно две минуты во дворе цеха не происходило ничего интересного. «Кельнцы» пытались продавить противника, телохранители Ахо уверенно сдерживали напор. А затем в бой вошло подоспевшее подкрепление — полтора десятка ребят из «братства», которые и решили исход схватки.

Сам же Зум не стал дожидаться, когда его парни добьют хунганов. Едва появилась возможность, Рихард с парой помощников ворвался внутрь и завязал бой, не позволив охранникам помочь Ахо.

— Зара, да? — Папа криво усмехнулся. — Я должен был догадаться.

Мамбо сидела на полу, прислонившись спиной к пахнущему смазкой станку. В раскрытых глазах ужас, на груди, куда, судя по всему, угодила пуля, — кровавое пятно.

— Женская обида способна погасить Солнце, — спокойно отозвалась Пэт.

— Учту на будущее. — Папа вновь посмотрел на Зару. — Случайная пуля?

— Похоже, — кивнула девушка.

— Но почему в ее глазах такой ужас?

— Поняла, что это конец.

— Гм… пожалуй.

Удостоверяться в смерти Ахо Джезе не стал, и так все понятно. Вместо этого, выйдя из боевого транса, бросился к Патриции. Освободил от пут и крепко прижал к себе, не обращая внимания на продолжающийся вокруг бой. Долго не отпускал, потом, чуть ослабив объятия, крепко выругал, потом снова обнял. Пэт не спорила, молчала, прижимаясь к широкой груди любимого и чувствуя, как бьется его сердце. Живое сердце. Бьющееся ради нее.

— Ахо упакуйте и отправьте в Орлеан, — распорядился Джезе, выходя во двор. — От остальных просто избавьтесь и… Кстати, где книга?

— У меня-а, — сообщил Олово.

Он скромно стоял в сторонке и держал драгоценный том под мышкой.

Джезе прищурился, разглядывая аляповатую рожицу, украшавшую наномаску неизвестного бойца, после чего вопросительно посмотрел на девушку.

— Он, собственно, за ней и приходил, — сообщила Патриция.

— Кто он?

— Человек Мертвого.

«Макс обещал. Макс сделал. Теперь я должен услугу».

Тогда, в Москве, Джезе не поверил, что Кауфман способен убить Ахо. И вот на тебе: приходит «человек Мертвого» и молча решает проблему.

«Не слишком ли много у тебя секретов, Макс?»

— Как он узнал, где книга?

— Я выкрала ее из «Пирамидома», а он… — девушка кивнула на Олово. — Он шел за мной.

— Да-а, — не открывая глаз, протянул слуга. — Кни-га-а…

«Вот и сложилась цепочка Кауфмана: Патриция решила мне помочь и выкрала книгу, Ахо узнал, похитил девушку, я бросился на выручку, измотал настоятеля, и подосланный Мертвым убийца без труда выполнил задание. — Джезе покосился на дремлющего стоя бойца. — Даже не вспотел».

Ну а то, что все участники подвергались смертельной опасности, Макса не особенно тревожило.

— Дай посмотреть книгу.

Олово протянул архиепископу толстый том, ради обладания которым выкосили не один десяток человек. Ради обладания которым убили Каори.

Как он оказался у Кауфмана? Какая теперь разница? Что в нем написано? Не все ли равно? Ахо и китайцы мечтали узнать о Традиции Урзака, Кауфман скорее всего — тоже, а вставать на пути Мертвого у Джезе не было никакого желания.

Папа и сам не знал, для чего попросил книгу. Просто посмотреть.

— Что будешь с ней делать?

— Отвезу домой, — коротко ответил невысокий убийца. И добавил: — Ухожу.

— Уходи, — кивнул Папа. — Уходи.

Страницы этой книги его не волновали.

Август

Вырванный из великана глаз остервенело таращится на Еву и плачет кровью. То ли ее оплакивает, то ли себя. То ли просто делает то, что должен. Для чего его придумала какая-то сволочь.

— Отвернись, — хмуро приказывает Пума.

Но глаз не отворачивается, потому что вырван из великана и закреплен на хитроумной подставке. Глаз продолжает таращиться, и его взгляд приводит в бешенство. Кажется, что вырванный из великана глаз смотрит прямо в душу.

— Отвернись!

Не отвечает, сука, потому что никто не добавил к вырванному глазу вырванный рот. Ядовитая железа есть, а ядовитых зубов нет.

— Не хочешь отворачиваться, не надо, — хмыкает Ева и палит в уродца из «дыродела».

К ее огорчению, проклятый глаз не лопается, красиво разлетаясь по комнате тухлыми ошметками, и даже не уменьшается в размерах. Уродец глотает пулю, сохранив на память лишь маленькую дырочку в боку, и перестает плакать отравой.

Наверное, обиделся.

— Гадина! — Пума сплевывает, бросает пистолет на пол и отворачивается. — Мерзкая гадина!

Первая из тех, кто скоро по-хозяйски обживет Землю, появится в каждом городе и в каждом Анклаве, займет почетное место в легальных и нелегальных лабораториях. Изменит мир. Трудолюбивая гадина, плачущая ядовитой слизью.

Кирпичик новой эпохи.

Коммуникатор пищит, сообщая, что очередное проклятие выложено в сеть, нырнуло ядовитой рыбой в информационное море. Коммуникатор пищит, а в дверь начинают ломиться охранники — они наконец поняли, что внутри неладно.