Хаоспатрон

– Все правильно, – вмешался майор. – Выследить чистильщиков почти невозможно, поэтому мы сами вычислили этот путь. И нам осталось сделать последний шаг.

– И что-то мне подсказывает, это будет не самый легкий шаг, – сказал Лунев. – Чистильщикам не хватало личного состава, чтобы закрыть периметр, но здесь-то они могут перехватить нас запросто.

– Зашибись мы попали, – хмыкнул Прохоров. – В лесу чистильщики нас пожалели, просто поддали и к деревьям привязали. Но теперь-то…

– Огребем по полной программе, – подсказал Купер.

– Эт-точно!

– Товарищ майор, может, ну его… – с опаской произнес Гаврилов, – может, вернемся?

– Поздно, пацаны, – Фролов несколько секунд помолчал и обратился к проводнице: – Люся, почему ты медлишь?

– Ты не прав, Женя. Пока еще не поздно. Вот когда мы пройдем последний рубеж, обратной дороги не будет, – ответила проводница. – Любой, кто войдет внутрь Объекта, останется связанным с ним до конца жизни. Сейчас каждый должен хорошенько подумать и сделать выбор. Но, чтобы сделать выбор, нужно знать, из чего ты выбираешь.

– В демократию решила поиграть? – Фролов усмехнулся. – Хорошо. Выбирайте, пацаны.

– А из чего мы выбираем? – заинтересовался Купер.

– Либо жить нормально, как все, либо узнать много разных тайн, но вечно скитаться, – ответил Фролов. – Кто что выбирает?

– Тайны – это хорошо, – Купер вздохнул. – Скитаться… не очень.

– А я бы поскитался, – сказал Прохоров. – Ну, там… мир посмотрел бы, то да се. А потом домой. Так можно?

– Так нельзя, – майор ответил как-то чересчур резко, словно начинал нервничать.

– Я сразу домой хочу, – прошептал Гаврилов. – Если тут много всяких технических чудес, может, есть какой-нибудь… самолет или еще что-то?

– Есть, да не про вашу честь. Лунев, ты что скажешь?

– Ничего не скажу, пока не увижу своими глазами хранилище, – Андрей ответил твердо.

– Тогда и я пойду, – заявил Прохоров. – Чего терять? Чем навоз в колхозе лопатить или баранку крутить, лучше поскитаюсь.

– А как же отряд? – спросил Купер. – Кто их проведет? Они же там… на седьмом рубеже все останутся, если не помочь.

– Это моя забота, – Фролов почему-то усмехнулся. – За себя решайте. И поживее.

– Иду с вами, – чуть помедлив, сказал Бондаренко.

– Песе-ец, – разочарованно протянул Гаврилов. – «Не жди меня, мама, хорошего сына».

– Вот и определились, – подытожил Фролов. – Люся, ты удовлетворена?

– Я знала, что так будет.

– Становись, – приказал майор. – Взялись за ремни. Гаврилов, Купер, Прохоров, за мной. Лунев – замыкающим.

Пока бойцы на ощупь пытались построиться в колонну по одному, Лунев подался вперед, склонился к самому уху проводницы и едва слышно шепнул:

– Откуда вам известны подробности о назначении Объекта и рубежах его обороны?

– Узнаешь там… – Люся кивком указала на лабиринт, а затем слегка оттолкнула Андрея. – Смотри за другими. Это важно.

– За другими?

Лунев обернулся и вдруг понял, что видит товарищей, вернее, очертания их фигур. Картинка выглядела странной, как в тепловизоре: открытые участки тел были красноватыми, а под одеждой – желтыми. Почему вдруг зрение заработало в инфракрасном диапазоне, Андрей не понимал, но загружаться этой проблемой сейчас не было времени. Он сдал назад и занял место в конце короткой колонны.

– Держись, Студент, – буркнул Прохоров.

– И так все вижу.

– Да? – сержант обернулся и хмыкнул. – А я ни фига не вижу. У тебя не только слух, а еще и зрение особое? Зашибись тогда, я спокоен.

– Прямо смотри.

Лунев хотел махнуть рукой, но передумал. Зачем? Жест могла увидеть только Люся, а она уже отвернулась.

– Пошли! – выдохнула проводница и направилась к эфемерному входу в призрачный лабиринт.

Москва, 29 февраля 2012 года

Обстановка в кабинете генерал-лейтенанта Кулемина не менялась, наверное, с тех времен, когда отсюда съехал последний из сталинских военачальников. Столы, стулья, шкаф, огромные напольные часы с маятником размером с лопату, хрустальная люстра под потолком, основательно потертая ковровая дорожка, такой же затертый паркет и древние фанерные панели на стенах – все требовало либо ремонта, либо полной замены. Но экономный комендант не спешил с ремонтом, а сам генерал эту его неспешность только приветствовал. Кулемину нравилась «классическая» обстановка. В ней он чувствовал себя причастным к славной когорте боевых генералов, победивших сильного врага, а потому достойных уважения и вечной памяти. В том числе, по мнению Кулемина, дань уважения заключалась и в сохранении обстановки, в которой работали предшественники.