Хара Нур Конный поход в горы (СИ)

  Вскоре долина Тунки расширилась и справа возникла цепь вершин, сверкающих в вечерних сумерках серебристым, свежевыпавшим снегом. Тункинские гольцы в свете умирающего дня, виделись некими плохо различимыми массивными привидениями, на которых кое - где ещё отражались лучи давно закатившегося за горизонт, солнца...

  Я смотрел в окошко на пробегающую мимо степь в обрамлении лесистых горных хребтов и думал, что Тунка, хорошее место для скотоводов и даже для земледельцев, которым занимались здесь издавна, но жить здесь постоянно, наверное, скучно...

  В селе Тибельти, рядом с дорогой, высится холм, по преданию, насыпанный завоевателями - монголами, в один из своих походов на Запад. Курган стал могилой для павших воинов и по преемственности, сегодня, на его невысоких склонах расположилось местное бурятское кладбище. Люди, придерживаясь традиций, подхоранивают своих умерших рядом с могилами далёких предков...

  ... Пейзаж в сумерках, был однообразен и уныл. Слева, полого подползали к долине лесистые склоны холмов; справа, равнинную степь, там за рекой, ограничивали высокие гольцы, зубчатой чередой вершин; впереди, вдоль русла речек, впадающих в Иркут, то тут то там, виднелись редкие огоньки бурятских сёл и заимок, состоящих из бревёнчатых одноэтажных домов с пустыми, часто неогороженными пространствами между ними... Непонятно было, чем живут и где работают люди, населяющие эти убогие жилища...

  В темноте, в свете фар, иногда, появлялись фигурки "гуляющих" по обочине дороги людей, а то и припозднившихся коровёнок бредущих в сторону "дома"...

  Жизнь здесь шла своим осенним, скучным чередом и наверное особенно была невыносима для молодых, которые жаждали весёлого общения, а вместо, от скуки и безысходности впадали в тоску, порождающую бытовое пьянство. Невольно вспоминались Блоковские строки: "Ночь, улица, фонарь, аптека..."

  Большинство же людей, как обычно в осенние тёмные вечера, сидели у телевизоров и после просмотра западных и отечественных боевиков с участием бандитов и ментов, мечтали о светлой радостной жизни, о любви, дружбе, о незнакомых странах...

  В Кырене, центре Тункинского района, снега не было, улицы плохо освещены и мертвенно пустынны, и мы проехали, сквозь посёлок, в молчании...

  Ощущение было, словно мы попали в прифронтовую полосу и жители боялись включать свет на улицах, чтобы не привлечь внимания "вражеских бомбардировщиков".

  Быт этих деревень и посёлков, вызывал у меня грусть и горечь разочарования...

  В Мондах, крайнем, к горам посёлке, было темно, холодно, и снег хрустел под ногами подмороженной корочкой. Было уже десять часов и на чёрном небе, появились яркие гвоздики звёздочек. Я, стараясь перебороть в себе мрачное настроение вызванное местным "социальным" ландшафтом, вспомнил, что неподалёку от этого места, в тайге, на границе с Монголией, стояла астрономическая обсерватория, с мощным оптическим телескопом.

  "Вот бы глянуть на эти звёзды в "трубу", - подумал я и невольно поёжился. Казалось, что за околицей Монд, заканчивалась не только обжитая человеком земля, но и жизнь вообще, так неуютно и одиноко смотрелось всё вокруг.

  От приподнятого настроения начала выезда на природу не осталось и следа...

  Перед подъемом на перевал отделяющий течение Иркута от поймы Оки, остановились и вышли из машины. Дул холодный, резкий ветер и перед нами, в свете неполной луны появившейся над горными вершинами слева, справа высокой и мощной стеной стояли горы, на фоне снежных вершин покрытые чёрным лесом. Суровость долгой сибирской зимы, представилась вполне страшно и наглядно...

  Усевшись в тёплой машине, я подумал о Лондоне, о не потерявших ещё листву, громадных лондонских платанах в парках, зелёном, стриженом газоне, о лебедях, гусях и утках, стаями резвящихся в просторных прудах среди этого тёплого великолепия...

  Через минуту, мы поехали дальше и справа, в долине за Иркутом, замелькали электрические огоньки заимок. "Как они здесь живут? - вновь подумал я всматриваясь в холодную тьму ночи...

  Чем выше к перевалу мы поднимались, тем больше на дороге, под колёсами и вокруг наметало снега, тем холоднее и опаснее становился путь. В одном месте, в свете фар, убегая по горному откосу мелькнула на мгновение серо рыжая тень не то косули, не то рыси - места начались глухие и малопосещаемые. Скальные склоны, тёмными ущельями громоздились по сторонам и только впереди, освещённая фарами вилась заснеженная дорога, с узкой одиночной колеёй - незадолго перед нами, здесь, кто-то проехал...

  Остановились на краю, круто уходящей вниз, пропасти. Далеко, под нами, шумел, прыгая по камням полузамёрзшей водой стремительный Иркут, а позади, в глубоком ущелье и над нами свистел и выл ветер, грозясь столкнуть нас в пропасть. Дорога, здесь шла, по вырубленной в скале полке, и мы держались подальше от обрыва, прижимаясь, почти вплотную к скалам...

  Было уже около двенадцати часов ночи, когда наша усталая "Нива", поднялась на переметённый снежными заносами перевал, и Иркут отвернул, куда то вправо, во тьму ночи, в направлении озера Ильчир, из которого и брал начало.