Харагуа

Двое гребцов умерли в пути, и я был вынужден бросить в море их тела, хотя мне этого совсем не хотелось, ведь трупы стали приманкой, на которую собралось великое множество акул. Можете мне поверить, что, когда я наконец разглядел вдали вершину острова Навата и понял, что Эспаньола уже близка, я вспомнил об озерах, полных пресной воды, где мы сможем утолить жажду, и посчитал это поистине чудом, поскольку с самого начала не верил, что столь безумная затея может удачно закончиться.

Уже на Эспаньоле до меня дошли слухи, что губернатор здесь, в Харагуа. Я поспешил сюда и встретился с ним, как раз когда он заковал в цепи принцессу Анакаону. Я рассказал ему о нашем бедственном положении и о том, сколько испанцев оказались на краю гибели, и среди них — вице-король Индий. Однако, к моему удивлению, он не спешил посылать корабль им на помощь, а мне даже запретил ехать в Санто-Доминго, требуя, чтобы я оставался в Харагуа и никому ничего не рассказывал.

Дослушав длинный рассказ Диего об этих страданиях и злоключениях, Бонифасио Кабрера тяжело вздохнул.

— Да, уж, впечатляет! — сказал он. — Как и ваши ужасные страдания, так и неприемлемое поведение человека, называющего себя христианином, который отказался прийти на помощь нуждающимся.

— Овандо — всего лишь трусливый жалкий подхалим; все, что ему нужно — это напакостить адмиралу, который имел наглость добиться таких высот, будучи не более чем простолюдином. Ему с детства вдолбили в голову, что Бог создал дворян, чтобы передними преклонялись, а всех остальных, чтобы дворяне о них вытирали ноги, и теперь он приходит в ярость, что кто-то посмел опровергнуть этот принцип. Бросить Колумба гнить на Ямайке для него — лучший способ восстановить справедливость, как он ее понимает.

— Но что скажут монархи?

— Их величества слишком далеко. Именно поэтому он и не желает отпускать меня в Санто-Доминго. Он знает, что я найду способ добраться до Испании, и что донья Изабелла, как только прочтет письмо моего господина, тут же пошлет корабль ему на помощь. Уж она-то не допустит, чтобы дон Христофор Колумб подох как собака.

— Говорят, королева уже почти отошла от дел. Она очень больна: безумие ее дочери Хуаны сильно подточило ее здоровье, а уж о той говорят, будто бы она и впрямь помешалась, как мартовская кошка.

— Даже на смертном одре, испуская последний вздох, королева сделает все, чтобы спасти моего господина, ведь его слава является столь же неотъемлемой частью ее существа, как, скажем, рука или голова. Для нас история — нечто неосязаемое, но для Изабеллы она — часть жизни, она не сможет бросить вице-короля на пустынном острове, поскольку это легло бы черным пятном на ее доброе имя.

— На юге Ямайки есть небольшая испанская колония, — заметил хромой. — Там даже выращивают кукурузу, которую привозят сюда продавать. Твои друзья могли бы обратиться за помощью к колонистам.

— Остров слишком велик, дик и неприступен, — покачал головой Мендес. — Населяющие его племена ненавидят друг друга. Колумб и его люди оказались отрезаны на небольшом пляже, на севере острова, и я сомневаюсь, что у них хватит сил его пересечь. Я должен их спасти, но ничего не могу сделать, поскольку эта свинья Овандо не выпускает меня из Харагуа.

Вернувшись в свое убежище на острове Гонав, хромой Бонифасио рассказал об этой встрече донье Мариане, которая со времени своей последней поездки в Харагуа не имела никаких известий от Сьенфуэгоса, брата Бернардино или принцессы Анакаоны и была рада свести дружбу с близким адмиралу человеком, который мог бы открыть монархам глаза на вероломство губернатора Овандо и его неблаговидные дела на острове.

— Если «Чудо» не задержится в пути, мы могли бы отправиться на Ямайку и спасти вице-короля, — добавил Бонифасио. — Я уверен, что у него достаточно влияния, чтобы не допустить казни Золотого Цветка, а также заставить Овандо отменить приказ о нашем изгнании.

— Но здесь нет «Чуда», как нет и многого другого, — с горечью заметила она. — Твой рассказ весьма меня опечалил. Признаюсь, я никогда не питала к адмиралу особой любви, но он не заслуживает, чтобы типы вроде Овандо вытворяли с ним подобное. К несчастью, таков уж наш мир. Отец не раз говорил мне, что у каждого великого человека — миллионы завистников, готовых в любую минуту сожрать его, как жадные черви, — она снова грустно вздохнула. — Если мы сможем чем-то ему помочь, то поможем, но, сказать по правде, сейчас меня гораздо больше беспокоит Сьенфуэгос.

— Сьенфуэгос вполне способен сам о себе позаботиться, — успокоил ее хромой. — И он, конечно, сделает для принцессы все, что в его силах. Я не сомневаюсь, что он вернется, а если повезет, то не один, а с принцессой. Наберитесь терпения.

Однако время утекало, как песок сквозь пальцы, а ее любимый был по-прежнему далеко. С каждым днем Ингрид все больше одолевало прежнее уныние; она все чаще искала в зеркале новые морщинки, говорящие о том, что ее золотая пора миновала.