Харагуа

— Я не пьян! Просто устал. Вот уже три дня, как у меня во рту маковой росинки не было, а эта скотина Диего Эскобар еще и напоил меня ромом. Боже, как же мне плохо! — прорычал он, падая в кресло, как тяжелый мешок. — Я болен, болен от этой нищеты и прочей мерзости, я устал от жизни.

— То-то вы такой грязный, что даже свиньи моего отца шарахнулись бы от вас, — Писарро полез под стойку и достал кусок зловонного мыла Диего де Сальседо. — Ступайте к речке да вымойтесь хорошенько, и если после этого я найду ваш вид достаточно сносным, то дам вам какую-нибудь одежду и что-нибудь поесть. Но учтите, это в последний раз!

Тот на мгновение задумался и тяжело вздохнул.

— Ну что ж, согласен, — сказал он. — Хотя и против моей воли! — с этими словами он уже было поднялся, но вдруг передумал, посмотрел на женщину и вдруг сунул ее руку прямо под нос. — Скажите мне хоть что-нибудь! — взмолился он. — Дайте хоть какую-нибудь надежду на будущее! Потому что если всей моей жизни так и суждено пройти в этой помойке — уж лучше сразу броситься в море, и пусть меня сожрут акулы. Так что вы видите?

— Грязь.

— Я вижу, вы и впрямь знаете свое дело, — рассмеялся Бальбоа и вытер ладони о рваную рубаху, сплошь покрытую пятнами. — А теперь?

Гертрудис Авенданьо бросила рассеянный взгляд на его грязные руки и внезапно напряженно застыла. Она громко всхлипнула, словно внезапно ощутив, как рушится привычный и казалось бы незыблемый мир.

— В чем дело? — встревожился Бальбоа. — Что вы увидели кроме грязи?

— Я вижу лишь то, что схожу с ума, — печально ответила она. — Я вижу, что все мои прежние знания оказались совершенно бесполезны. Да, люди по эту сторону океана такие же, как и там, но руки у них совершенно другие.

— Почему?

— Потому что здесь сказано, что вы завоюете целое королевство, пересечете высокие горы, откроете самый большой океан и станете величайшим из великих, — она выдержала многозначительную паузу, после чего убежденно добавила: — Но я не могу в это поверить!

— Это как же понимать? — удивился Бальбоа. — Что за глупости? Если уж вы сами не верите в собственные предсказания, то какой черт в них поверит?

— Никакой, — признала она свое безусловное поражение. — Столько времени потрачено впустую! — воскликнула она, и по ее морщинистому лицу потекли слезы. — Столько бессонных ночей, столько долгих лет поисков великой истины — и вот в одну минуту все пошло прахом!

— Ну, не стоит принимать это так близко к сердцу, — заметил Алонсо де Охеда, с недоумением глядящий на ее расстроенное лицо. — Возможно, это все оттого, что вы еще не пришли в себя после долгого путешествия. Да, конечно, именно это и сбило вас с толку, — он ласково похлопал ее по плечу, стараясь утешить. — Как только вы немного освоитесь, все придет в норму, можете мне поверить.

— Сомневаюсь! — бросила она.

— Да будет вам! Не теряйте надежду, — сказал Охеда. — Это земля отчаявшихся. Не начинайте и вы. — Он поманил только что вошедшего элегантного и щеголеватого кабальеро. — Подойдите сюда! — попросил он. — Подойдите и покажите руки донье Гертрудис Аведаньо, пусть она убедится, что в Санто-Доминго есть и нормальные люди, а не только чудовища вроде нас. Садитесь! Прошу вас, сядьте и покажите ладони.

— Как пожелаете, — пожал плечами Эрнан Кортес. — Но предупреждаю сразу, я никогда не верил в подобные вещи.

13

Они держали курс на северо-запад, пока не увидели впереди бесчисленные острова Хардинес-де-ла-Рейна, а за ними — берега той самой Кубы, где Сьенфуэгос много лет назад выучился курить.

Так неспешно они блуждали в поисках своего рая, и наконец нашли его три недели спустя. Едва завидев вдали этот остров, они с первого взгляда поняли, что это и есть та земля обетованная, которую много веков искали не только они, но и все человечество, с тех самых пор, как первые люди ступили на эту планету.

Там были тихие пляжи и коралловый риф, защищающий маленькую естественную гавань, густые леса, полого поднимающиеся по холму, с вершины которого они смогут обозревать окрестности, и ручейки с чистой водой, где можно было бы сделать запруды, чтобы сохранить воду даже во время засухи.

По всему острову, от горных вершин до самого берега, гнездились бесчисленные птицы, среди кустов сновали вкусные игуаны, а в кронах высоких деревьев резвилось множество обезьян, без всякого страха глядя на прибывших людей, которые никак не могли поверить, что и в самом деле первыми прибыли в это чудесное место.

Казалось, сам Господь услышал их молитвы и вознаградил за веру в свои силы, красноречиво давая понять, что стоит человеку смирить свою гордыню, как Бог даст ему все то, о чем он мечтал и к чему стремился.

Ингрид и Сьенфуэгос молча сошли на остров, держась за руки, в словах не было нужды. Наконец-то их мечта сбылась — пусть прошло много лет, но все эти годы она соединяла их, словно волшебный мост, даже в те дни, когда между ними лежали тысячи лиг.