Характер и невроз

Здесь, как и при исследовании других типов характеров, мы можем задать себе вопрос, возникает ли механизм изоляции в связи с особенно тщательно избегаемой областью пережитого, так что его типичное действие соответствует типичному подавляемому содержанию. Ответ, по-видимому, содержится в самой структуре энеаграммы, ибо здесь мы можем снова понять, что отношение энеатипа V наиболее противоположно отношению энеатипа VIII и что сверхконтроль, пониженная жизнеспособность и склонность не вкладывать усилий ни в какие действия и отношения влекут за собой соответствующие табу на интенсивность и страх перед потенциальной деструктивностью. Энеатип V есть само отрицание здорового изобилия, и таким образом, мы снова должны считать механизм расщепления связанным с желанием индивида защитить себя от примитивной и импульсивной реакции на окружающую действительность. Его умение отделить себя, концептуально и аналитически учитывая аспекты ситуации, позволяет ему рассматривать такие ситуации как нечто не имеющее отношения к его личным потребностям, - и, таким образом, ведет к ограничению этйх потребностей, идущему нога в ногу с корыстолюбием в самоотдаче.

5. Этиологические и дальнейш ие психодинамические замечания ^[79]

Как группа, индивиды энеатипа V наиболее эктоморфны в энеаграмме, и разумно было бы предположить, что цереб- ротоническая расположенность этого типа способствовала их «выбору» отстранения как способа решения жизненных проблем. Временами индивид этой группы имеет воспоминания, связанные с ощущением собственной физической уязвимости.

Что является в высшей степени удивительным в истории отстранения от любви энеатипа V - это то, что оно происходит в раннем возрасте, так что ребенок не имеет возможности сформировать глубокую связь с матерью. В отличие от энеатипа IV, эмоциональная реакция которого состоит в скорби по поводу потери, энеатип V лишь ощущает пустоту и не знает, чего ему недостает. Синдром госпитализации, описанный Шпицем, при котором дети обеспечиваются питанием, но не получают материнской заботы, может привести к смерти ребенка, все это можно рассматривать как символическое подобие того, что в более тонкой форме происходит с отстраненным взрослым, который страдает от апатии и депрессии, но при этом не испытывает чувства грусти.

Ситуация с лишением ребенка материнской заботы (в буквальном или переносном смысле), может оказаться более сложной и запутанной в том случае, когда ребенок является в семье единственным и отец отстраняется от его воспитания или мать ревниво вмешивается и мешает складыванию отношений между отцом и ребенком. Отсутствие связей с окружающими в таких случаях обусловливается недостатком опыта в создании прочных связей в семье.

Еще один элемент, часто встречающийся в истории энеатипа V,- это «пожирающая», властная или излишне вмешивающаяся во внутреннюю жизнь ребенка мать ^[80].

Вышеописанные и другие ситуации в ранней жизни энеатипа V приводят к появлению у него чувства, что в жизни лучше быть одному, что люди по своей натуре не способны любить и что в отношениях в другими людьми нет «ничего хорошего», так как любовь, которую они предлагают, есть лишь средство манипулировать, и что взамен они слишком многого потребуют. Таким образом, появляется жизненная установка отсутствия потребности в других и сохранения собственных ресурсов для себя самого.

Как хорошо известно из исследований, посвященных шизофрении, шизоидные пациенты часто имеют шизоидного родителя. Я знаком с пациенткой, у которой оба родителя были шизоидами: «Они образовали пару, которая была подобна капсуле, маленький замкнутый мирок». «Я не испытывала ни в чем недостатка, - продолжает она, - но я никогда не знала, что происходит дома. Когда я была маленькой и звала свою мать, та после некоторой паузы шутливо отвечала: „Ты меня зовешь? Но я вовсе не твоя мать!"»

Не менее часто, однако, у энеатипа V встречается родитель энеатипа VI. Вот что говорит молодой человек с отцом энеатипа VI и матерью энеатипа IV: «Я чувствовал себя как бы заключенным в клетку, все прекрасное находилось снаружи, и самым большим моим желанием было убежать из нее и находиться как можно дальше от родителей. Мне было трудно с родителями, потому что они излишне ограничивали меня, в результате чего решением проблемы для меня был уход в свой внутренний мир. Даже когда я смог уехать от них, я продолжал вести себя подобным образом».

«Я часто задаюсь вопросом, не началась ли история с оставлением меня с самого моего рождения, когда при моем появлении не оказалось врача. Сестры говорили, что он только лишь вышел позавтракать, и они связали ноги моей матери вместе». Другой случай оставления, о котором он узнал, произошел, когда он лежал в колыбели. Уходя на работу, родители снимали трубку телефона и клали ее около ребенка. «Время от времени мы подходили к телефону и слушали, не плачешь ли ты, и, если ты плакал, приходили домой».