В этой камере не было стола, как не было стула; еда для арестованных ставилась на откидную крышку кормушки, ели стоя. Сидели и спали также на откидной койке; ее откидывали в шесть утра, опускали в одиннадцать вечера.
Мастер стоял рядом с койкой, пристегнутый одной рукой к металлическому кольцу в стене. Такая обстановка, намеренно скопированная с фашистских застенков, могла сломить самых стойких, в очередной раз отметил Шавхелишвили. Он лично был против таких методов давления и содержания арестованных, и это был не показной гуманизм. Даже кролик или нутрия, которых ждет неминуемая смерть, должны иметь сухие просторные клетки. Но в плане содержания арестованных здесь, в «Филиале», от него ничего не зависело. Приоритет в этом вопросе находился в руках американских советников, которые в плане обустройства тюрем, в том числе и летающих (тюрьма на базе «Боинга-757» с бортовым номером N313Р), не имели себе равных. Как-то раз Джемал представил себе «великую грузинскую тройку» – Сталин, Берия, действующий президент. Упитанные и розовощекие, они были растеряны перед бескровным дядей Сэмом.
Не оборачиваясь к дежурному, который сопровождал его в подвальное помещение, Шавхелишвили отдал ему распоряжение:
– Откинь койку и оставь нас одних.
Когда дежурный переадресовал приказ своему подчиненному и Мастера усадили на койку, Шавхелишвили присел на один ее край. Он словно перевесил человека на другом краю, как на амбарных весах. Между ними пролегла пропасть.
– Как давно ты начал работать на русских? – задал он первый вопрос. – Может быть, ты согласился на разовую помощь?
Джемал вдруг подумал о том, что, окажись он на месте Мастера, затруднился бы ответить. Все пошло не так. Он понял, что ему лично не стоит поднимать начало этой истории – кто, почему и когда продался русским, главное, – авершить работу, закрыть эту масштабную операцию, получившую достойное продолжение. А каково было зачатие!.. В жерло жертвенника была слита кровь самого министра обороны.
«Конец – делу венец». Так сказал бы этот имитатор по кличке Гвидотерон».
– Назови мне имена твоих друзей, адреса. – Шавхелишвили понимал чувства и устремления Мастера. Тот тосковал по мирной жизни, делал все, чтобы вернуться к прежней стране. Но та была разрушена до основания. Республика построила свой новый мир, как пелось в пророческой песне. И тот, кто был никем, стал Всем.
– Тебе дадут ручку, бумагу. Ты опишешь в деталях структуру вашей организации. А сейчас я жду ответа на свой вопрос.
Мастер начал с Михаила Артемова, ответственного за операцию... по устранению полковника госбезопасности Джемала Шавхелишвили.
– Какая честь, – хмыкнул Шерхан. – ГРУ уподобилось израильскому «Аману»? – артистично прокартавил он. И еще раз: – На ГРУ повеяло новым временем?
Он усомнился насчет операции, которую вынашивал, как мать, под сердцем. Его чуточку покоробил тот факт, что весь сыр-бор из-за него, Джемала Шавхелишвили, отдельно взятого человека. Нет, в ГРУ не практиковали месть, но были требовательны к справедливости, и в этом плане две военные разведывательные структуры – ГРУ и «Аман» – различались. Что же, в российском ведомстве люди более разборчивы.
И вдруг на пороге камеры, отвернувшись от Мастера, лицо которого выцвело и слилось с алебастровыми волосами, понял, что полковник ГРУ Артемов – это дар небес; и пусть даже небеса – это красивая ширма, за которой бесконечный и беспросветный мрак. И если в случае с ликвидацией министра обороны небеса послали
«Коса на камень, господин полковник, – пробормотал Джемал, поднимаясь по лестнице, – коса на камень... Сбиваюсь на Терона... А вот и он – Гвидо...»
Американец сидел за столом так, как это показывают в кинофильмах и как это было на самом деле, – положив ноги на стол. Сам он в кресле представлял собой корабль, а его ноги на столе – брошенный якорь.
Шавхелишвили сел напротив, откатившись на кресле от стола метра на два. Набрал номер телефона и, дождавшись ответа, отдал распоряжение Винсенту:
– Срочно в Гори. Да, нашим обычным составом.
Мастер был поражен
Он сейчас смог разобрать по косточкам