Характерник. Перунов волк

— Нет, Сергей, главное заключается в том, что человеку, единственному из всех живых существ, дарована способность говорить. К сожалению, люди не осознают до конца силу слова и распыляют эту силу в пустой болтовне, сплетнях, злословии. Но сила — это энергия, она не исчезает, а лишь переходит в другую форму. И сила нашего слова — злого или пустого — возвращается к нам в форме болезней, несчастий, проблем. Слово обладает огромной мощью, и именно потому, что люди ныне, не придают значения этой мощи, с ними и случаются беды. Если даже самое обычное слово может расстроить или поддержать, что уж говорить о слове, которое изначально предназначено для того, чтобы вредить или помогать! Я словом укрыл деревню покровом невидимости, словом запечатал вход в нее. Ты, словом нарушил мою печать, и словом же, вернул ее обратно. Фух! Умаялся однако. Теперь ты чистый телесно, яко младень. Идем отдыхать, у меня на всяк случай бочажок стоялой медовухи припасен.

Сергей покачал головой.

— Прости старче, поначалу по селищу твоему пройдусь, раненых проведаю, посмотрю, как здоровые устроены. Потом уж и медовухи твоей попьем.

— Что ж, дело говоришь! Идем, провожу.

Разведчики, те кто не получил ранений, на постое обжились. Кто-то, от усталости хрючил, набираясь сил во сне. Кто-то, уже напаренный в бане, как и он, расслаблялся в окружении хозяев. Один сержант не мог решиться на какой-то шаг, не понимая, что можно делать в тылу у немцев. Старшина не стал больше вмешиваться в его метания, пусть сам решает, чем еще потрепать себе нервы. Мазохист хренов!

Котов по достоинству оценил искусство знахарки. Раненые все были живы, лежали на лавках в избе насквозь пропахшей травами, а запах полыни, казалось, витал везде. Бледный как беленое полотно лейтенант, дышал тяжело, прерывисто, видно тяжелые сны мучили его буйную голову.

— Как он?

Пошамкав беззубым ртом, бабка Доброгнева прокаркала отповедь:

— А ты, касатик колы уходить собралси?

— День передохнем и уйдем.

— Не, милай, за такой срок не подниму ратников. А энтот, так и вовсе плох! Штоб яго несть, треба, что б он у меня хочь седмицу пробув. Тады и перенесете яго куды схочите, и в вашем гошпитале яго не залечуть. Сам дывись! Голова, плечо, грудина. У другого, черево. Третий, отой шо очи вузэньки, той полэгшэ, кулю из спины достала.

Выглянувший из-за Сережкиной спины Остахов, словно легавая повел носом.

— Сколько, говоришь бабанька, лечить будешь?

— Седмицу, не меньше! — повысила бабка свой хриплый голос. — Глянули? Теперича вон з хаты пошли. Неча вам здеся быть!

Они сдулись в таком темпе, словно их ветер вынес.

— В вопросах лечьбы, я ее и сам побаиваюсь, — смеясь, произнес Всеслав.

Под вечер, оставшись вдвоем со стариком, Сергей наконец-то услышал вопросы касаемые его самого.

— Ну, витязь, я тебя накормил, напоил, в баньку сводил, теперь ответь голубь сизый кто ты такой, что смог мой заговор снять с тропы? Людей твоих, и сержанта этого, читаю я как открытую книгу. Нет вопросов по поводу них. Кстати, Остахов твой, человек с гнильцой, как поведет себя в иной ситуации, не хочу даже предполагать. А вот ты, покрыт для меня туманом, даже, сколько лет тебе, ответить не могу. Креста, я в бане видел, не носишь, да и не смог бы человек носящий крест справиться с моим наговором. Не знаю, человек ты, или…

Старик приумолк, пристально глядя на расслабившего мышцы тела Сергея. Они устроили посиделки под ветвями раскидистой старой яблони, на заднем подворье Всеславового хозяйства. Сидели за столом друг напротив друга.

— Зато я знаю, кто ты, и куда нас добрым ветром занесло, — улыбаясь в ответ, вымолвил Котов. — Смущает меня, мудрый волхв только одно. Как попали к тебе люди чужой крови? Мало того, они почитают тебя как отца.

— А-а, это как раз не является чем-то необычным. Думаешь, я свою весь запер, и с миром общение прекратил? Нет. Жили до войны как все, с соседями ладили, представителей власти отваживали, соплеменники мужеска полу, на заработки ездили. Представители греческой веры сами к нам не приезжали. Как в газетах до войны писали, паритет у меня с местными представителями лошадиного сословия. Так у нас с давних пор повелось. Украина. У края дикого поля наш дом и мы его хранить от всякого ворога обязаны. Германец у наших порогов стоит, почитай уже год. Насмотрелись мы здесь за этот срок всякого, вот и спасаем людей хазарской крови. Спасаем и цыган. И те, и другие, погибнут, ежели мы не поможем. А наши придут, пусть дальше как хотят, живут, препятствовать не буду. Ничего, в тесноте, да не в обиде. Война закончится, вернутся соплеменники, можэ кто с собой деву, женой своей привезет, кровь обновляться должна. Да, ты от ответа-то, не отлынивай! Расскажи старику, кто ты есть на самом деле.

Сергей хмыкнул в усы.

— То, что я крест не ношу, это ничего не значит. Верю я в Бога.

— Та-ак! Ошибся я в тебе, значит?