Характерник (СИ)

Ожерелье выпало из безвольной руки шувани, с легким звоном юркнуло в нору чехла.

— Теперь кольца с рук.

— Пожалей, ужянгло ром![16]

— Нет. Кольца. Та-ак, хорошо. Запомни старая накрепко, попытаешься колдовать, умрешь после первого же раза ровно на девятый день. Умирать будешь в муках. Рамиру передай, что золото женщине нужно вернуть. Если баро умный, то выполнит мое пожелание. Прощай!

— Тэ скарин ман дэвэл![17]

— Спать.

Мужчина поднялся на ноги и нетвердой походкой направился прочь от сидевшей на бревне, привалившейся к стене здания цыганки. Охрана так и не дернулась, судя по всему, клиента окучили, и милостиво отпустили. Ай, да шувани!

Старый причал, неподалеку от порта, на своем веку повидал многое. Вот и в этот раз по его просмоленным выбеленным солнцем и морем доскам, к оконечности пирса подошел молодой человек спортивного сложения. Район не был курортным и пляж рядом с причалом, как таковой отсутствовал. Валуны, волной выброшенные на берег, уже вросшие в галечный грунт с огромными наносами чернеющих подсохших, преющих водорослей, испускавших неприятный запах, отпугивали приезжих от этого места. Никому небыло дела до этого куска земли, обрывающейся к воде. Пустынно, немноголюдно. Кайф!

* * *

Парень уселся на самом краю помоста, почувствовал, как бултыхаются набегавшие под ним волны, задевая проржавевшие сваи. Подставил яркому солнцу лицо. Сощурив глаза, отдыхал от проделанной работы. Тяжесть постепенно отпускала его. Нелегко было вот так сразу, после долгого перерыва, несколько часов держать чужую личину, а потом еще и контролировать каждое действие умудренной опытом и годами шувани. Он победил, вырвал ядовитые зубы у подколодной гадюки. Даже лишившись своих навыков и умения ощущать мысли людей, через гипнотический контакт он почувствовал, насколько же сильно старая цыганка ненавидит людей, причем не конкретных, может быть когда-то сделавший ей худо, а всех, не разбирая ни возраста, ни пола. Действительно — черная ведьма. Ей радостно, когда плохо другим.

Остался последний штрих и можно уходить. Сергей достал матерчатый чехол, раскатал его рукавом, распустил на веревке узел, расширил горловину, опрокинул над водой. Темное золото, блеснув на солнце, в один миг покинуло матерчатый схрон, юркнуло в невысокую волну, почти неслышно издало прощальное: «бульк, бульк, бульк!». И все, словно и не было на свете магических амулетов, принесших кому-то страдания, а кому-то поворотивших судьбу вспять. Даже обрывки шепотом, произносимых слов во время текущего действа, съели своим шелестом и бултыханием волны, растворив их в прибрежном прибое. Парень легко поднялся на ноги, прошел по пирсу на берег, поднялся по тропинке на косогор и растворился в городской суете.

* * *

Закрыв за собой калитку и ступив на дорожку, ведущую к веранде, Сергея напрягла, насторожила тишина. Тихо было, как на кладбище, причем даже на соседних подворьях. Вечно звеневшая цепью собака соседа слева, несшая вахту по охране порядка на вверенной ей территории, и та не подавала признаков к существованию. Только успел подумать: «Что за хрень? Не нравится мне все это!»

Когда из-за угла дома, в прямом смысле, вывалился дед Артем, по-видимому, удерживаемый кем-то.

— Серега, беги! Етишкин корень, да пусти ж ты меня! Беги, старшина! Слышишь, я все ж таки признал тебя! Я все помню-ю! Беги! Заса-а-ада!

Следом послышался знакомый, громкий голос Андрея.

— Совсем старый пердун из ума выжил!

Деда вновь скрутили и затащили за дом. Хильченков поддавшись чувству самосохранения, дернулся к выходу. Ой, отвык он чувствовать себя характерником! Рванул напропалую, как обычный парняга, подзабыл дедову науку. Может и к лучшему!

— Стой! Стрелять буду!

Строгий голос служилого человека, сточившего зубы на «государевой службе» раздался из-за стены виноградных листьев. Такой голос воспринимаешь сразу и больше не сомневаешься, что сказавший их, действительно выполнит свое обещание.

Калитка со скрипом открылась, впустив сразу пятерых человек в погонах. Хильченков разобрал, что люди перед ним являют содружество милиции и военных, причем армейцы, солдаты срочники, одетые в пятнистые хэбэшки, голубые береты и тельники, вооруженные калашами. Безусые юнцы, явно не нюхали пороха. Пацаны. В этой сутолоке, он «придя в себя», мог «положить» их всех. Но тогда русские матери проклянут его, получив своих сыновей «двухсотым» грузом. Нет, этого он делать не будет. Однако, и чего к нему такое внимание? Не из-за цыганской же ведьмы весь сыр-бор!

— Руки!

Лысоватый субъект, в кителе с погонами майора, видно что «легавый» до мозга и костей, обеими руками подсунул почти под нос раскрытые наручники. Наша милиция меня бережет! Сергей безропотно подставил кисти рук. Металлическое клацанье оповестило о том, что наручники защелкнулись на запястьях.

— Молодец, без сантиментов, держишься хорошо. Я, честно говоря, думал, что придется с тобой повозиться.

Майор довольно улыбнулся, улыбкой обожравшегося мышами кота, демонстрируя хорошие крепкие зубы.

— Ну, не воевать же мне со своими, — ответил Сережка. — За что меня?