Характерник. Трилогия

Через Дон проехали по понтонной переправе без особых затруднений. Армия вся в наступлении, фронт ломит, ну а тылы, как водится в застое. Проезжали не одни, вереница бывших беженцев возвращалась в родные места. Ни у кого и в мыслях не было, что враг может вернуться на донскую землю. Настроение у народа отменное. Они пока еще не думали, что придется столкнуться с трудностями строительства, пропитания и с тем, что за летом придут холода. Весь людской поток двигался в одном направлении. Многоголосый говор, лай собак и мычание коров, бредущих в поводу за хозяйским скарбом, детский плач, а иногда и бранные выкрики вперемешку с бабьими причитаниями, кажется заглушают даже шум работающих моторов автомобилей. Кутепов недовольно поглядывает из кузова на весь этот бедлам, никак не желавший своей сутью укладываться в привычное понимание жизненных устоев. Люди будто с цепи сорвались.

Выздоровевший Андрей был еще слаб и путешествовал в кузове лежа на презентоавнном Назаром кожухе и подушке подложенной под голову Аксиньей. Лежал и смотрел в небесную синь, сил набирался. В вышине, расправив крылья в летнем зное медленно барражируют над степью коршуны, никак не в состоянии понять, почему привычное для них место охотничьих угодий, поглотила горячая муть у земли. Для Андрея смотреть на это, хоть какое-то развлечение.

Вот и очередную станицу проезжают. Кардаш из кабины поглядывая по сторонам, для себя подмечает, что в ней только казачки, старухи, дети. Казаков ни одного, видать война позабирала. Казачки в свою очередь присматриваются к проезжим, заполонившим широкий станичный шлях, закутавшим улицу облаками пыли. Скорей всего, у них еще теплится надежда среди толпы увидеть родное лицо ушедшего на войну кормильца, каким-то чудом выжившего в «мясорубке» военных действий. Вот так же и на родной для него Кубани. В любую станицу заедь, увидишь баб да детей, и те отнюдь не в возрасте, когда в пеленки заматывают. Давно подросли.

На донской земле поговорка древняя есть. Казачья доля — Дон, степь да воля! Теперь же куда взгляд не кинь, везде одно и то же. Река есть. Куда она денется? Степь, вот она. Знойным летним ветерком обдувается. А, где дети тихого Дона? Да-а! Мало кто вернется к родным очагам. Война! Будь она не ладна!

На ночевку отъехали чуть подальше от основного «табора». Расположились. Костер развели. Мордвинов с удовольствием колдовал над казаном, готовил полевую кашу. Что-что, а пожрать всласть Веня любит.

— Ну, ты как, Андрей?

— Все, Платон Капитоныч, я в полном порядке.

— Ну, и слава Богу.

Втроем размяли ноги. Прошлись по степной стерне, а там и каша подоспела. Поужинали. Вечерние сумерки постепенно перешли в ночь. Небо вызвездилось. От вставшего прямо на дороге людского потока, отчетливо различались шумы жизнедеятельности сотен еще не спавших переселенцев. Расположились на голой земле, спать не хотелось. Кто к колесу прислонился, кто просто прилег на траву. Неспешно вели разговор.

— Ваш бородь, — Мордвинов обратился к Кардашу. — С такой скоростью мы до второго пришествия Христа добираться будем.

— А, что предлагаешь?

— Прямо по степи спозаранку рванем. В иных местах в колонну въезжать придется, а потом снова по стерне.

Кутепов проронил слово и от себя:

— С военными говорил.

— О чем?

— О тактике. Русское войско тактику стервятников применяет. Гонит турок перед собой и по куску «откусывает», что в руки дается.

— Это правильно.

— По слухам, турки к Тамани рвутся. Хотят через переправу в Крым пробиться.

Кардаш призадумался. Прикусывал зубами травинку, вырванную рядом с собой. Значит и Кубанская земля сейчас освободилась от гнета.

— Если к Тамани, то нам нужно левее брать… Там и народу поменьше будет, дороги посвободней, и на Новороссийск через перевал проскочим.

— Так же и я думаю.

— А на банду, какую неровен час, не нарвемся? — спросил Мордвинов.

— Вряд ли.

— Значит так и поступим…

Новороссийск своими очертаниями, едва напоминал далекое подобие того города, который Кутепов знал по прошлой жизни, оставшейся за кромкой портала. Вряд ли мнение поменяется, после того, когда они въедут в сам город.

— Ну, что, насмотрелись? — поинтересовался Кардаш. — Поехали, что ли?

— Нет. Не поехали. — Не согласился Хильченков.

— Не понял?

— Платон Капитоныч. У меня еще по дороге на перевал мысль зрела. Пока на гору взбирались, оформилась в убеждение. В Ростове дядю Саню арестовали и в поезд сунули. Сам государь приказ отдал, в Москву привезти.

— И, что?

Кутепов заслышав, что речь идет о нем, навострил уши. Еще толком не осознав, к чему Хильченков подводит разговор, сам помыслил как могут развиваться события дальше. И ему не понравился полученный вывод.

— Я о том, что связь со столицей работает бесперебойно. Не удивлюсь, если приказ на задержание Кутепова уже лежит на столе у генерала.

— Значит, нам нужно выйти на Зимина — Упорно гнул свое хорунжий.

— Для чего?

— Попросим помочь…

— Платон Капитоныч, мне жаль вас расстраивать. Разубеждать в ваших заблуждениях на счет ротмистра…

— Ты думаешь…