— Нет, извини, усталым я не родился, я потом устал. Я устаю за неделю, мотаясь по делам.
— Вот интересно! А мы, ты думаешь, всю неделю в потолок плюем?
— Вы там как хотите… А про себя я знаю, что приехал отдыхать. На этой неделе у нас всего одно воскресенье, и им надо воспользоваться. Так что давай-ка сюда этот рожок.
— Ладно, что ж, пойду я, — сказал Себас. Он встал и понес две бутылки к реке.
— Девушки, а вы не хотите вина?
— С этого надо было начинать.
— Прости, если можешь.
— Да нет, ты не права: как дойдет до выпивки, мужчины — на первом месте, а женщины пасуют, разве ты не знаешь?
— Неужели? А по-моему, тут дело в плохом воспитании и больше ни в чем.
Стало еще жарче. Кармен играла пальцами, вытянув руки вверх. Сантос взглянул на реку — от сияния солнца прищурил глаза:
— Ну вот, по-моему, самое время купаться. Во всяком случае, я раздеваюсь.
— Он прав. Что мы лежим одетые? Даже если не лезть сразу в воду, все равно в плавках будет легче.
Мели встала, поглядела по сторонам, потянулась и сказала:
— Самуэля с компанией не видать.
— Ты что-то все время о них спрашиваешь.
— Да на реке не так уж мало народа, чтоб ты могла их сразу разглядеть.
— Охлаждать надо только те две бутылки, а эта, как говорится, при последнем издыхании.
— Ой, как быстро. Просто ужас.
— Но ведь и нас много.
Мели снова легла. Вернулся Себастьян.
— Ну что тут происходит? Прикончили бутылку?
— Похоже на то.
— У тебя есть «Бизон», Мели?
— Да, в сумке. Дай-ка мне ее.
— Вот хорошо, — обрадовался Фернандо. — Мели нам даст по сигаретке с легким табачком.
— Мне очень жаль, мой милый, но эти сигареты мы прибережем для себя, а вы, мужчины, покурите и крепких.
— Где тут раздеваются? — спросил, вставая, Сантос.
— Вон там, за кустиками. И я с тобой.
— Ну, красоточки, может, отдадите мне халат?
— И не подумаем. Мы отсюда не двинемся. Нам на нем так хорошо. Да он тебе и ни к чему.
— Я вижу, у всех нас сегодня с утра воспаление лени.
— Еще какое острое.
— Давай, Альберто, пошли.
Сантос и Тито направились к кустам у подножья холма. Сантос сказал:
— Чего это с Даниэлем?
— Понятия не имею. А что?
— Ты разве не видишь, что он ходит какой-то взъерошенный? Слова не скажет.
— Да на него, бывает, находит, ты же его знаешь. То ли скандал учинит, то ли так обойдется.
— Как он дул вино — любо-дорого.
— Пускай взбодрится.
У кустов мать и дочь чистили картофель и лук; дочь, девушка лет пятнадцати, была в купальнике, открывавшем ее тоненькие ноги, покрытые золотистым пушком. Рядом с очистками — бутылка оливкового масла, чуть подальше — розовое полотенце и алюминиевая мыльница. Кто-то стоял по пояс в красноватой воде и махал рукой: «Мама! Мама, посмотрите!..» Голос звучал чисто и звонко. «Я тебя вижу, сынок, будь осторожен!..» Вода была почти такого же цвета, как тела купающихся.
— Вот за этими кустами, — сказал Тито.
Там росло несколько кустов ежевики, на темных жестких листьях густым слоем осела пыль. Неподалеку видны были останки еще одного куста — обгорелые ветки посреди черного пепелища. Тито посмотрел на хилый торс Сантоса, когда тот снял рубашку.
— Какой ты беленький!
— Конечно. Вы же ходите в бассейн, а мне вечно некогда. Сегодня я в первый раз искупаюсь.
— Ты не думай, я тоже раза два-три купался — и все. Просто у меня кожа смуглая. А ты покраснеешь как рак, вот увидишь.
— Потому-то мне и нужен халат. В первый раз много загорать нельзя.
Альберто погладил свои плечи. Огляделся:
— Пожалуй, девчонкам не очень-то захочется тут раздеваться. Со всех сторон тебя видно.
— У них наверняка купальники уже надеты, так что платье можно стащить за любым деревом.
— Хоть бы жара чуточку спала. Послушай, а Мели сегодня чего-то не в себе.
— К чему ты это говоришь?
— Не знаю… Ты сам слышал, она только и спрашивает о Сакариасе и прочих.
— Ну и что?
— Да как тебе сказать: она вроде бы недовольна, что приехала с нами, а не с той компанией. Как ты думаешь?
Сантос пожал плечами:
— Это ее дело. Мне-то что.
Самый прямой путь от Кослады — вдоль железнодорожной линии и до самого переезда. Туфель ему было не жаль. Пока были новые, он их берег. А теперь он глядел под ноги, только чтобы не запачкаться мазутом и не споткнуться о шпалы. Временами, когда никто на него не смотрел, он шел, балансируя, по рельсу. У сторожки на переезде девочка в красном платье сгоняла с расстеленного на траве белья забравшихся на него кур. На листьях винограда, обвивавшего вход в сторожку, осела паровозная копоть. Девочка, заметив его, перестала сгонять кур. Она не засмеялась, увидев, как он идет по рельсу, но через минуту крикнула:
— Берегись!
Мужчина в белых туфлях резко обернулся, — она над ним подшутила и убежала в дом, как нашкодивший котенок. На переезде мужчина сошел с линии и свернул направо. Тут он шагал осторожно, чтобы белый верх туфель не запылился.
Возле кафе он столкнулся с Хустиной и ее матерью, в руках у них были кошелки.
— Добрый день.
— День добрый.
Девушка оглядела его с головы до ног и пошла дальше, на ходу закрываясь от солнца пестрым платком.
— Что нового?
— Ничего. Сами видите.
— Стаканчик?
— Пожалуй.