Харама

— Не знаю, зачем ты так говоришь, — возразил муж. — Вечно у тебя на уме плохое. Я это делаю потому, что нельзя же детей целый день держать на привязи, как нравится тебе. И так они круглый год заперты на четвертом этаже. А ты держишь их у своей юбки и в такой день, когда они могут вволю побегать.

— Ну скажи пожалуйста! На то и родители, чтобы присматривать за маленькими детьми. Иначе как привить послушание и уследить, чтобы с ними ничего не случилось?

— А что с ними, по-твоему, должно случиться? Чем скорее привыкнут к самостоятельности, тем проще им будет жить и научатся сами, без посторонней помощи о себе заботиться. Единственно чего можно достичь твоим способом — это застращать их так, что они всегда будут нуждаться в опеке.

— Вот и нужны родители, чтобы дети чувствовали, что ими руководят.

— Очень хорошо. И когда им стукнет двадцать, как радостно будет видеть, что они без родителей шагу ступить не могут.

— Ну что опять затеваете спор? — вмешался Серхио.

— Нет, Серхио, в самом деле, он же детьми не занимается… Вот скажи ты…

— Знаешь, Петра, — сказал Серхио, — я думаю, ничего с детьми не случится, если они полчаса побегают на свободе. Ведь здесь, в деревне, нет ни машин, ни других опасностей, это же не город. И ты смотри, какими смирными и послушными были они целый день.

— Так-то оно так. Но я сказала то, что должна была сказать. Если отец всячески старается помешать воспитанию, так нечего потом меня винить. Это его дело. И хорошо еще, что они в трусиках, не то посмотрел бы, во что превратится их одежда, когда они вернутся. Тут уж мне… — И она махнула рукой.

— Вот взгляни на нее, — сказал Фелипе, кладя руку на голову Фелиситы. — Она сегодня на высоте. Будто пришита к твоей юбке! Провела воскресенье — хоть плачь. Но в примерном послушании. Она привыкла, ей нравится скучать, ее уже и заставлять не надо.

Фелисита молчала, а отец продолжал, не снимая руки с головы девушки:

— Этой надо ставить пятерку за тупое повиновение.

— Не хватало только, чтоб ты еще издевался над девочкой. Только этого и не хватало. Не обращай внимания, доченька. Иди ко мне.

Петра привлекла дочь к себе, но Фелисита уже шмыгала носом и молча роняла слезы на толстую голую руку матери. Потом вдруг вскинула голову, как разъяренная змея, и в порыве злости крикнула отцу сквозь слезы:

— Что я тебе сделала? Скажи. Я тебе ничего не сделала! Если я тупая, тем лучше! Да, лучше! Так и знай! Лучше!.. — И зарыдала, уткнувшись в руку матери.

— Вот видишь? — со злобой произнесла Петра. — Видишь, чего ты добился!

Фелипе ничего не ответил, потом встал:

— Пойду ненадолго к Маурисио.

Проходя мимо кухни, задержался, уперся руками в дверной косяк. На кухне были жена и дочь Маурисио.

— Пойду потолкую с вашим мужем о том, что новенького.

— И прекрасно. Он там сейчас с посетителями. Не то он весь день провел бы с вами в саду.

— Вот я к нему и иду. Если гора не идет к Магомету… Пока.

Маноло прошел через зал, не останавливаясь, едва попрощавшись на ходу.

— Ушел… — сказал Лусио.

Маурисио пожал плечами:

— Видно, была гроза.

Вскоре появились Чамарис и оба мясника. Маурисио спросил их:

— Ну что, получился праздничек?

— Какой праздничек?

— Да с женихом моей дочки.

Высокий мясник покачал головой:

— Ах, вот что ты хочешь знать! Похоже, что-то было. Он ушел?

— Выскочил как ошпаренный.

— Так и должно было быть.

— Вы что-нибудь слышали?

— Слышать не слышали. Все было тихо-мирно. Но мы видели его лицо, этого достаточно.

— Понятно. Но в общем-то — что?

— Ты хочешь все сразу, так нельзя, — засмеялся высокий мясник. — Ну да, она послала его ко всем чертям, сама сказала. Ты доволен?

Маурисио принялся доставать стаканы?

— Так дураку и надо. Что будете пить?

Клаудио подтолкнул локтем другого мясника и сказал, кивнув на Маурисио:

— Ты только погляди, как он радуется. Это вместо того, чтобы огорчиться, ведь дочь с женихом поссорилась.

— Он все время на него косо смотрел, — сказал Чамарис. — Душа не лежала. Интересно, кто же его кандидат?

— Никакого кандидата нет, — ответил Маурисио. — Пусть будет кто угодно, только не этот ловчила: с души воротит, как увижу его морду. Да еще и профессия у него такая…

— А чем он занимается? — спросил шофер.

— Чем занимается? Я почти никому об этом не говорил, стыдно было. Агент по продаже пуговиц! Представитель фирмы пластмассовых пуговиц. Кому сказать!

Все засмеялись.

— Смейтесь, смейтесь. Смех один, да и только!

— Ну ладно, наливай. Глядите, как взвился! — сказал Клаудио. — Видно, парень этот малость портит тебе кровь.

— Ты себе и представить не можешь, — продолжал Маурисио, наполняя стаканы. — Пуговичный коммивояжер! В один прекрасный день он сюда заявился с альбомчиком под мышкой, вы бы только видели: картонные листы, ну, вроде как вон в том календаре, а на них — рядами пуговицы всех фасонов и размеров, выбирай, какие хочешь! Что может быть смешнее? Куда лицо спрятать от стыда, если такой окажется твоим зятем? Мужчине таскаться по улицам с такой штукой!.. Господи, столько на свете профессий, и хороших и плохих, так надо же, чтоб на мою голову свалилось такое! В жизни не придумаешь!