Харама

— Да, Фаустина, пора, пора, — ответила Петра.

Фаустина вошла за ними в зал. У стойки расступились, пропуская их.

— Что ж, старик, ладно, — сказал Маурисио, выходя из-за стойки.

— Нам пора, — сказал Фелипе, кивая всем головой.

— Значит, день прошел хорошо, — продолжал Маурисио и, взглянув на Хуанито, добавил: — Ты большой озорник, а? — И снова поднял голову — Вот и провели день на воздухе.

— Конечно, — ответил Оканья.

Петрита подошла к игрокам и уставилась на паралитика.

— Мы вам очень благодарны, — сказала Петра, — за оказанное нам гостеприимство. — Она повернулась к Фаустине в знак того, что благодарность относится и к ней. — Вы уж знаете, незачем еще раз повторять, как только приедете в Мадрид…

Алькарриец, шофер, пастух, Чамарис и оба мясника молчали, деликатно отступив в сторону. Только Лусио со своего места продолжал разглядывать гостей, словно изучая прощальную церемонию.

— Какое там гостеприимство! — сказал Маурисио. — Мне так кажется, что я забросил вас на весь день, потому что в зале было много работы. И, конечно, против своей воли, мне очень хотелось побыть с вами подольше.

— Не говорите ерунду, Маурисио, вы сделали куда больше, чем полагается. Кому может в голову прийти, что вы должны бросить все дела и заниматься нами? Довольно и того, что…

— Ладно, — заключил Маурисио. — Главное, чтобы вы приехали еще раз. — И обратился к Фелипе: — Приезжай, я тебе говорю, Оканья, приезжай, обязательно еще раз жду этим летом. То же самое говорю и вам, с кем имел удовольствие познакомиться сегодня.

Нинета вежливо улыбнулась.

— Это взаимно, — сказал Серхио, — вы чудесные люди, и мы очень благодарны вам за все.

— Ну что вы, спасибо вам, и помните, мы всегда к вашим услугам. У нас вы можете себя чувствовать, как дома. — Он похлопал приятеля по руке. — Жаль, черт возьми, Фелипе, что ты не приехал в такой день, когда я бываю посвободнее, чтоб нам хоть поговорить толком.

Игроки в домино время от времени равнодушно поглядывали на прощавшихся. Кармело смотрел на них, мешая костяшки на мраморном столике.

— Гляди сюда, гляди, что ты делаешь, — закричал ему Кока-Склока, — не суй нос куда тебя не просят, тебя там ничего не касается. Давайте играть.

— Как было нам хорошо, — сказал Оканья, — помнишь? Встретиться бы еще раз на свободе, но только без аварий, а?

Маурисио засмеялся:

— А как без аварий? Мы люди небогатые и должны ждать, пока что-нибудь стрясется, например, сломаешь себе руку или ногу, тогда и получишь возможность наслаждаться жизнью.

— Ну вот! Теперь им не хватает больницы, — вмешалась Петра. — Ну, мужчины, мужчины все одинаковые. Посмотри на них. И что за парочка!

Фаустина согласилась.

— Два сапога — пара, — сказала она, вскинув брови и покачивая головой, как человек, набравшийся терпения.

Их мужья, смеясь, глядели друг на друга.

— Что ж, не будем портить удовольствие всем присутствующим, — сказала Петра. — Поскольку уже поздно, не хотим вас больше беспокоить.

— Никакого беспокойства, сеньора, — сказал Клаудио.

Петра его не слышала, она обратилась к Фаустине:

— Так мы поедем. Желаю вам всем пребывать в добром здравии, — протянула она руку. — И до встречи, когда вы наконец решитесь выбраться в Мадрид.

— О, что об этом говорить… — И Фаустина подняла взор к небу. — Нам было очень приятно видеть вас, Петра.

— А вашей дочери, должно быть, нет дома? Жаль, что мы с ней не простились. Такая славная девушка.

— Да она дома, дома. У себя в комнате, наверно. Просто не слышала, как вы прошли. Сейчас ее позову.

— Нет, не беспокойтесь, Фаустина, пусть отдыхает.

— Ну вот еще! — сказала та и крикнула в коридор: — Хустина! Хустина!

Хустина в темноте лежала на кровати. Она слышала голоса, доносившиеся из сада, иногда сквозь закрытые жалюзи видела руку Марии Луисы или Самуэля возле самого стекла. Остальные расположились тоже неподалеку от окна, она различала их голоса. На потолке, над гипсовой фигурой Пресвятой Девы, светился кружок желтоватого света, который отбрасывала лампадка, зажженная ее матерью по случаю августовских новен[24]. Отблеск лампады дрожал и на никелированной спинке кровати. В саду требовали музыки, без конца музыки, потому что Лукас упрямился и не заводил патефон. Потом сказали, что кончилось вино, значит, ей придется встать и вынести им еще вина. Хустина расслабилась. Согнутой в локте рукой она прикрыла глаза, только бы не видеть ни пятен на потолке, ни отблеска на спинке кровати. Потом услышала, как по коридору прошло семейство Оканьи; вставать не хотелось, повернулась на бок, заскрипели металлические пружины. С потолка почти на голову Пресвятой Деве свисала высохшая лавровая ветка. Хустина нечаянно царапнула ногтями беленую стенку и с досады повернулась на другой бок, но тут ее позвала мать. Мгновение она колебалась, потом нашарила выключатель.

— Иду, мама!

Наскоро поправила платье перед зеркалом. Когда она вошла в зал, глаза ее все еще моргали от яркого света.

— Вот, дочка, гости не захотели уезжать, не попрощавшись с тобой.

— Как вы провели день? — спросила она тихим голосом.

— Великолепно, — ответил Оканья, — большое спасибо, Хустина.