Харами

Ну, если бы мне было лет тридцать, я бы, наверное, и задумался над этим. Но в свои двадцать три года подобные сомнения меня не посещали. Даже более того, если бы наши наткнулись на чехов, и что-то там сделали, я бы преподнес это как достижение. Разведпоход, или что-то в этом роде. Трудно сказать, чего в этом было больше — самонадеянности, глупости, циничного расчета?

Но ни я, ни Вася — мы были ни одни такие. При некотором размышлении, я точно могу сказать, что в такой же ситуация точно также, или хотя бы очень похоже, поступили бы и Сэм, и Логвиненко, и Рома Инин. Возможно, что Игорь бы так не поступил… Но у него были свои заморочки.

Когда мы, наконец, спустились к сгоревшему дому, и повернули в сторону второго блока, у меня появилась новая мысль.

«Собственно говоря, — подумал я, — наша дерьмократическая власть сама задала такие условия. С самого первого этапа войны. Когда в Грозный на верную смерть была брошена майкопская бригада. И в тот момент, когда десятки, нет, сотни солдат погибали почти каждый день на улицах этого проклятого города, остальные граждане справляли Новый Год: жрали водку, пили пиво, трескали мясо, и сыто рыгали. А потом, это особенно к господам журналюгам относится, выползали из-за стола, и начинали поливать нашу несчастную армию помоями. И их не смущала пролитая армией кровь. И никто ведь не заткнул им их поганые пасти… Никто… Значит, решили мы, этой крови мало. Нужно больше. Ну чем еще можно пронять отупевшего обывателя? Чем? Только кровью? Большой кровью?.. Мы удивляемся, почти переживаем, что нет боев, нет убитых и раненых. Звучит мерзковато, зато правда. Ведь если нет большой крови — значит, не воевали? Стыдно? Как же так — война без потерь? На большой земле не поймут!».

От этих мыслей я стал противен сам себе. Еще больше не хотелось, чтобы кто-то догадался, о чем я думаю.

Вася тоже молчал, и сосредоточенно жевал травинку. Я искоса взглянул на него. Его взгляд был очень далеко отсюда.

Впрочем, пустое. До логова Швецова осталось всего ничего. Оно было практически в двух шагах.

Честно говоря, визит оказался скомканным. Игорь был вне себя. Он долго и изобретательно материл пиджака — зенитчика, окопавшегося от него на той стороне склона.

— Твою мать, — орал Игорь, — мародер хренов. Мы его к столу приглашаем, а он все отказывается. Ни мяса ему не надо, ни каши, ни хинкала — ничего. Я все никак в толк не возьму — в чем дело. А он оказывается, тут рэкетом занимается. Ходит в соседнюю кошару, и отбирает там сыр, сметану, молоко. И в две хари со своим сержантом ужирается… У них там сержант главный. Этот пиджачина ничего толком проблеять не может… Ну, ладно. Я сам наведу у них порядок. Я начальник блока — я с ними разберусь… Эти продукты будут на нашей кухне!

Я вспомнил этого зенитчика. Высокий, худой, носатый. Улыбка какая-то себе на уме. Ну, собственно говоря, бытие определяет сознание. Я всегда думал, что он по-тихому может какую-нибудь пакость сделать. Точно также я ни на минуту не усомнился в угрозах рассвирепевшего капитана.

Огорчало меня другое — он оставил без внимания то, что мы тоже пришли в гости не с пустыми руками. Игорь только бегло кивнул, и сказал отдать зелень папоротнику.

И лишь Мурад одобрительно похлопал Васю по плечу. Я же пошел осмотреть местную «новостройку» — суперсортир.

Да, приличная яма, сверху доски от снарядных ящиков — наверняка дал Куценко — по краям деревянные шесты — интересно, а это где взяли? — на них наброшена маскировочная сеть. Но не это впечатлило. Впечатлил вид с толчка: вся долина была перед глазами. В процессе облегчения стихи надо было сочинять. Восторженные — о красоте природы, и все такое… Правда, запах-то был обычный. Дерьмовый был запах. Поэтому долго на том месте я не задержался.

Когда же я поднимался от сортира наверх, то опять столкнулся с Игорем. На этот раз он воспитывал каким-то дрыном Турка. Черный от загара боец энергично копал землю, и периодически получал вышеуказанным дрыном по тощему заду.

— Что он копает? — полюбопытствовал я.

— Могилу себе копает, — ответил Игорь, — чтобы помнил, турок, что она будет у меня под рукой. И я в любой момент его в ней зарою.

Черт его знает, за что Игорь так не любил турков? Этот, правда, был редкостным поганцем. Если он и не украл чего-нибудь, то вне всяких сомнений находился в размышлениях об этом. Махинации, вранье и банальные кражи — узок был круг его интересов. Но, по-видимому, лично Турка это вполне устраивало.

Не устраивало это только Игоря Молчанова, как я думал.

И каково же было мое удивление, когда я узнал, что именно Турок стал у Игоря денщиком! А собственно говоря, чему удивляться? Наверное, он справедливо рассудил, что такого типа лучше держать при себе, и направлять его природные склонности на относительно благие цели. Вообще-то, такое дело совсем не редкость. Не можешь победить? И не надо — привлеки на свою сторону!