Харассмент

– Ладно, ладно, – поторопилась сказать Алевтина. – Давайте закончим этот спор. У всех разный опыт. Ты, Инга, так и не сказала, что делаешь на майские? Поедешь отдохнуть?

Инга помолчала, прежде чем ответить.

– Нет, не поеду. Сразу после майских везу журналистов в пресс-тур. – Инга подумала еще и добавила: – В Париж.

Мирошина уставилась на нее, и даже Алевтина оторвалась от своей поделки и изумленно на нее посмотрела. По этому взгляду Инга мрачно констатировала, что с надеждой стать «своей» пора завязывать.

– А разве не ты должна была ехать в Париж? – спросила Мирошина у Алевтины, не сводя с Инги глаз.

– Да это давно было, мы ни о чем тогда не договаривались, – задумчиво ответила Алевтина. – Я только удивляюсь, как я об этом не знала. Я же начальница отдела. Тебе Бурматов поручил?

Инга кивнула. Она немного смутилась.

– Я не знала, что ты собиралась поехать.

– Да не бери в голову. Говорю же, когда мы это обсуждали, ты еще, по-моему, у нас даже не работала. Но я ему все же скажу, что неплохо о таких вещах ставить меня в известность заранее.

Ингу опять что-то кольнуло, и она спросила:

– А вы вообще много с Бурматовым общаетесь?

– Да нет, – пожала плечами Алевтина. – Мы с ним до этого вместе в агентстве работали, он был начальником отдела, а я так. Мы все в одном кабинете сидели. Вот тогда много общались.

– А потом что случилось?

– Да ничего. Он перешел сюда, а потом позвал и меня заниматься коммуникациями. Теперь просто времени нет.

Мирошина с недовольным лицом вновь взялась за свою кружку. Инга не без злорадства отметила, что у нее получается какой-то монстр.

– Ну, поздравляю тебя, Инга, с Парижем, – сухо сказала она. – А мне до вторника кровь из носа нужно согласовать интервью с Егоровым для журнала. Слушай, а может, ты мне поможешь?

– Как?

– Ну ты-то общаешься с Бурматовым. Скажи ему, чтобы напомнил Егорову. А то я пишу-пишу, а он не читает.

– Я не общаюсь с Бурматовым, – быстро проговорила Инга. – По крайней мере, не больше, чем все остальные.

– Да? А мне как раз казалось, вы нашли общий язык.

Инга метнула на Мирошину быстрый взгляд, пытаясь понять, действительно ли слова той прозвучали так двусмысленно, как Инге показалось. Лицо Мирошиной, впрочем, выражало не лукавство, а повышенное увлечение лепкой.

– Я могу попросить его напомнить, – аккуратно сказала Инга. – Но не думаю, что он прислушается ко мне больше, чем к тебе.

– Попроси, пожалуйста. Ну вдруг. Я тоже его попрошу еще. А то я уже не знаю, как этого Егорова отловить. Я сначала за ним две недели бегала, чтобы интервью взять, будь оно неладно, а теперь уже больше недели бегаю, чтобы заставить его прочитать.

Когда занятие закончилось, Мирошина предложила зайти куда-нибудь выпить кофе. Инга уже была не в силах говорить про психотерапию и духовные практики, но согласилась, чтобы не дать возможность им с Алевтиной обсуждать ее за спиной. В том, что они непременно начнут это делать, как только останутся вдвоем, Инга не сомневалась. Вместе они дошли до Китай-города и сели там в кофейне.

Теперь Алевтина рассказывала, как ездила на Гоа на випассану – десять дней она провела в молчаливой медитации с перерывами на еду.

– Мы сидели в хижине под жестяной крышей, – восторженно говорила Алевтина. Инга никогда раньше не замечала, чтобы что-то другое в ней вызывало такие сильные эмоции. – И днем она раскалялась так, что внутри была просто душегубка. Но это было даже лучше. Я сразу понимала, хорошо ли я сконцентрировалась. Если я по-настоящему погружалась в медитацию, то не замечала жару, а если замечала – значит, плохо старалась.

Инга совершенно не понимала, что приятного можно найти в таком отдыхе – десять дней сидеть, скрестив ноги, на полу в духоте и молчать, особенно если за стеной у тебя – пляж и океан. Однако, когда она осторожно спросила об этом, Алевтина всплеснула руками. Этот жест тоже был ей вообще-то несвойственен, но, судя по всему, йога и медитация, вопреки своему предназначению, и правда вызывали у нее бурные чувства.

– Да это был мой лучший отпуск! Я прямо чувствовала, понимаешь, физически, как моя голова очищается. Я тогда вернулась и сразу, во-первых, рассталась с молодым человеком, потому что поняла, что он из меня все время просто выкачивал энергию, сил ни на что не оставалось. Во-вторых, переехала в другую квартиру. Я к тому моменту уже сто раз собиралась, но постоянно что-то мешало – опять же, сил просто не было. Вот ты в студии говорила про ответственность. Я тут и поняла, что только я отвечаю за свою жизнь и если мне что-то не нравится, то нужно это менять.

– Вот с этим я согласна! – одобрила Мирошина. Она, как обычно, заказала десерт – морковный торт, потому что он, по ее мнению, был наиболее здоровой сладостью в меню, и теперь уплетала его, огромный, политый глазурью, с прослойкой из заварного крема. – Знаете, есть такая фраза, что надо бросать плохие книги и уходить с плохого кино? Это чистая правда. Нельзя тратить жизнь на мудаков.

Инга давно заметила, что официант, обслуживающий их столик, то и дело поглядывает на них.