Харбин

«Так! – подумал он. – Если я сейчас уйду, а они наверняка ещё спят, – они меня потеряют и поедут к Иверской сами, без меня!» Он сел на стул и посмотрел на часы. «Жалко будить. Ещё так рано! Но что же делать?» Вдруг он услышал, что у него за стенкой, в соседней комнате, в детской заскрипела кровать, зашевелился Сашик, это, наверное, он уже встал. Кузьма Ильич снова посмотрел на часы, было самое начало восьмого, он тихо постучал в стену, через секунду из детской также тихо постучали ему в ответ. Он услышал, как по полу зашлёпали туфли к двери, встал и открыл свою, – ещё с заспанными глазами, улыбающийся во весь рот, у его двери стоял Сашик.

– Кузьма Ильич, вы уже встали? Мы едем?

Справа и слева от коляски проплывала зелень молодых деревьев, пыхали гарью редкие автомобили, стучали по брусчатке кованые колеса ломовых телег, разъезжавшихся от железнодорожных складов, обгоняли и отставали лихачи. Александр Петрович, Анна, Сашик и Кузьма Ильич ехали в военную Иверскую церковь поклониться праху генерала Каппеля, поэтому Анна была в тёмном, скромном и закрытом. Александр Петрович – в чёрной шерстяной паре и в котелке с шёлковой лентой, и даже Сашик уговорил по этому случаю позволить ему надеть форму подготовительного класса коммерческого училища. Он изнывал от жары, но, гордый своей новенькой, ни разу не надёванной формой, терпел.

Анна тоже томилась. Она промокнула платочком пот и поправила короткую вуалетку. Конечно, в такую погоду хорошо было бы ехать куда-нибудь на Сунгари: в ажурных перчатках, лёгком платье и с зонтиком! Но какая это была ерунда, ведь сейчас они едут все вместе.

Александр Петрович смотрел на город и испытывал ощущение перевёрнутого дежавю: он уже всё это видел и не верил своим глазам, поэтому старался держать себя в руках и не давать воли чувствам, которые готовы были хлынуть.

Он посмотрел на Анну.

«Боже, как же ей жарко в этом платье! Как было бы здорово сейчас оказаться на Сунгари, взять лодку, она надела бы что-то светлое, лёгкое, воздушное, ажурные перчатки, зонтик, как бы это было весело!»

Вдруг Сашик заерзал на сиденье и спросил:

– Папа, а когда мы Кузьме Ильичу покажем Сунгари?

Александр Петрович посмотрел на сына и подумал: «Почему он вчера показался мне таким маленьким? Он уже совсем большой!» – но Александр Петрович не успел ответить, их коляска уже сворачивала влево, и он увидел покрытый маленькими полукруглыми кокошниками шатер колокольни Иверской церкви.

– Кузьма Ильич, оглянитесь!

Лошади остановились, Кузьма Ильич первым сошёл с сиденья и, не оглядываясь, только подхватив за руку Сашика, мелкими шагами засеменил в ограду.

– Кузьма Ильич, а вы видели генерала Каппеля? – спросил Сашик, старательно и широко вышагивая рядом со стариком.

Кузьма Ильич почувствовал, как в его руке потеет маленькая ладошка.

– Видел, Александр, видел, но я тебе потом всё расскажу, а теперь давай поклонимся Господу нашему Иисусу Христу! – Тельнов остановился у входа и размашисто перекрестился.

В это время из открытых дверей вышел дьякон: в чёрной рясе, с крестом на груди и маленькой планкой ордена Святого Георгия с «веточкой». Он был молод, лет тридцати, не больше, с короткой стрижкой смоляных волос, подкрученными кверху гвардейскими усами и аккуратной эспаньолкой.

«Ни дать ни взять – офицер!» – невольно залюбовался им Тельнов.

– Батюшка, а куда тут к Владимиру Оскаровичу?

Дьякон коротко кивнул, и Кузьме Ильичу представилось, что он ещё должен был щёлкнуть каблуками, но вместо этого дьякон сделал мягкий жест рукой и пригласил Тельнова и Сашика последовать за ним.

Александр Петрович помог Анне выйти из коляски, снял котелок, вытер со лба пот и протёр котелок изнутри.

– Припекает тут у вас!

– Да, Саша, сегодня жарко, а ночью дождик прошёл, и ничего! Можно было в другой день приехать или утром, пораньше! – сказала Анна.

– Можно, Анни, конечно, можно, но ты же видишь, что со стариком происходит и как ему не терпится.

– Да, да, конечно! И пусть их! По-моему, Сашику с ним интересно. Пойдём в тень или в храм?

– В храм!

– Давай закажем поминальную и поставим свечи.

Иверская церковь, куда они приехали и где был похоронен генерал Каппель, была освящена после Японской кампании, её построили и расписали офицеры и солдаты в память о своих погибших товарищах. Она стояла немного выше Офицерской улицы, рядом с ней ещё не было ничего построено, и её не загораживала зелень.

Они вошли в ограду, Анна по привычке взяла мужа под левую руку и плотно прижалась.

«Вот так вы возвращаетесь! Каждый по-своему!»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1