Харбинские мотыльки

— Лёвушка был какой-то странный в последние дни, — плаксиво лепетал старик, слезы текли по щекам. — Вы знаете, он отчего-то все время говорил странности. Он был выдумщик. Придумал каких-то контрабандистов, с которыми он будто бы возил водку. Он писал роман, а потом хотел, чтобы все это было как на самом деле. Не понимаю, зачем он так. Ему так хотелось выглядеть злее, чем он был на самом деле. Он хотел казаться хуже. Знаете, он даже ругался, как мужик…

Борис испытал сильный приступ тошноты; неожиданно он понял, за что Лева ненавидел отца: за этот плаксивый голос; Ребров словно увидел Дмитрия Гавриловича глазами Левы, ему захотелось подойти и сказать ему что-нибудь оскорбительное или просто дать оплеуху. Он вернулся в комнату, выпил водки; письмо дочитали, по лицам растекались слюни зависти; еще водки…

Доктор вел пьяного Бориса к себе домой:

— …моя жена вас уложит, а завтра мы вместе посидим, позавтракаем, подлечимся, вам нельзя оставаться одному, когда человек один в такие минуты, его начинает мучить призрак умершего, фигурально выражаясь, лезут в голову воспоминания, это хуже всего, а вы так слабы, мой друг, идемте, — он был тоже сильно пьян, очень сильно пьян. Это наверняка смешно выглядит со стороны. — Вы знаете, как он мне сообщил о том, что у него геморрой?

— Нет, — сказал Борис, — кто?

— Дмитрий Гаврилыч… Он мне это сообщил, как одиннадцатилетняя девочка… А что это может быть, если у человека из одного места кровь идет? Представляете? Я вам слово в слово…

— Он так сказал?

— Да, вот так… Что это может быть, если у человека из одного места кровь идет?

Долго ехали в трамвае; Борис рассказывал доктору о том, как они с Левой ходили к Гончаровой… она предсказала… фатум… от этого нет лекарства… Проваливался в сон, болтало, просыпался… рассказывал про Милу и Трюде… Доктор вставил, что аборты им делал, обеим… уж не по вашей ли милости?.. шучу… да теперь уж все равно… под Тарту, слыхали?.. в спортивной машине… вот так, никогда не знаешь… Да… Ребров вздыхал, вспомнил и про Тимофея, и про Каблуковых… кажется, плакал… о мечте Дмитрия Гавриловича…

— Вы знаете, а я почему-то думаю, что он и не хотел покупать дом, — сказал на это доктор. — Ему не нужен был настоящий дом — он хотел мечтать о доме… мечтать о доме гораздо важней, чем приобрести…

— Куда мы едем? — спросил Борис.

— Ко мне.

— Он хотел купить дом и сдавать комнаты.

— Нет, чепуха, — стоял на своем доктор. — Понимаете? Приобрел бы он дом — не о чем было бы мечтать. Мы выходим…

Вышли. Борис хотел закурить, но пальцы не слушались.

— Вам лучше не курить.

— Почему?

— Потому что вам будет плохо. Вы сильно пьяны.

— Но ведь это вы мне наливали.

— Какая разница, кто вам наливал?! Вы пьяны, это результат, причина уже не имеет значения. Вы знаете, что случилось?

— Что?

— Он промечтал своего сына.

— Кто?

— Дмитрий Гаврилыч… Он промечтал Леву! Он не видел его, не знал, вот как дом, он мечтал о нем… Понимаете? Борис, вашему другу теперь хорошо — он в доме, о котором мечтает его отец…

Борис схватил доктора за грудки, мотнул, замахнулся… но тут же погасло, он отпустил доктора:

— Извините, — сказал он отворачиваясь, — вы правы… да, они сильно ссорились… Лева презирал отца…

— Я знаю.

— Мне было так стыдно подслушивать там… Но откуда вы узнали, что я стоял в коридоре? Вы там тоже были?

— Идемте, Борис, вы пьяны, вам надо лечь, выспаться, вы бредите…

— Как стыдно! Как низко! Я — крыса… Знаете, крыса, которая выбежала случайно из подвала… бежит и не знает, куда бежать…

— Идемте, совсем немного осталось, держитесь, идите и не думайте… Шаг, шаг, шаг… вот так… ступеньки, осторожно, еще ступеньки… Верочка, приготовь нам, пожалуйста, постели Борису… с похорон… да… что?… откуда я знаю… вот так… ноги… ботинки… свет… пусть выспится… да не шипи ты на меня!.. с похорон, говорю… завтра поговорим…

3