Харбинский экспресс

— А, ладно! Мстить, не мстить… Не до того мне сейчас. А ну, говорите, куда деда девали, старца нашего многомудрого? Извели или нет?!

Комиссар побледнел, лицо его исказилось. Видать, взволновался всерьез из-за утраты приснопамятного «дида».

Павел Романович подумал: на этом можно сыграть. Не все потеряно.

— Допустим, жив ваш старик, — раздельно сказал он. — Что дальше?

— Где он?! — завопил комиссар. — Куда девали?

— Покажем, — обронил включившийся в игру ротмистр. — Гарантии?

— Что? Гарантии? — переспросил комиссар. — А какие вам нужны гарантии?

— Скажем, так, — ответил Агранцев. — Вы отпускаете одного из нас, он приводит деда. Второй остается в заложниках.

Идея была неплоха. Во всяком случае, шанс, хотя б для кого-то. И комиссар, похоже, готов был принять условия. Он задумался, потом посмотрел вверх, словно там надеялся прочитать подсказку.

Но тут неуемная Авдотья испортила все дело.

— Да ты никак им поверить собрался? — закричала она. — Пень безлозый! Они ж тя обдурить нацелились!

— Чего лаешься? — огрызнулся комиссар. — Скажи, если лучше придумала.

— И скажу, — ответила та. — Они ж с бабой сбежали. Ее найти надобно. Баба, она нам все-все поведает.

— Ого! А ведь верно, — комиссар снова заулыбался. — Ну что, хороша мысль? — Он весело оглядел пленников. — Добровольно признаетесь, где ваша институтка скрывается? Или предпочитаете прежде помучиться?..

— Дурак ты, Зотий, — угрюмо сказала Авдотья, — такие, как эти, насчет баб своих никогда ничего не скажут. Порода не та.

Вздохнула и отошла от окна. Остановилась перед Павлом Романовичем — крепкая, бедерчатая, каменноликая.

Заглянула в глаза.

— Нет, не скажут, — повторила она. — Ты вон лучше жидка спроси, да с пристрастием. Он те скорее расскажет, где и как с энтими господами дружбу-то свел…

Павел Романович похолодел. Ведь точно: Симанович вполне может привести к фанзе, а от нее — рукой подать до опушки, где Анна Николаевна сейчас с лошадьми… Начнут искать — найдут непременно. Да и кони ржанием выдадут.

Видимо, и ротмистр подумал о том же.

— Ваш чертов еврей ничего не знает, — сказал он. — Да и толку с его слов? Такой соврет — недорого возьмет.

Но обмануть комиссара не удалось.

— Ага! — воскликнул он, впиваясь глазами в Агранцева. — Вот тут ты врешь, братец. Вижу, мы в точку попали! Ну, Авдотья, ты голова!

Он повернулся к Симановичу, который так и не вставал с пола:

— Где дамочка?

— Не знаю! — взвизгнул фотограф. — Никого не видел, как Бог свят!

— Ну, ты, вша! Бога-то не поминай всуе, — сказал один из стражей (тот самый, что обыскивал Павла Романовича). — Дозвольте мне, Зотий Матвеевич, с ним поговорить. Я это умею.

— Давай-давай, голубчик, — закивал головой комиссар. — Побеседуй, а мы поглядим.

Коммунар вышел вперед. Был он молодой, дюжий, с льняным чубом, лихо выбивавшимся из-под заломленной набок казацкой фуражки с желтым околышем. На поясе висели две кобуры: одна деревянная, от маузера, и вторая, брезентовая, — из нее виднелась рукоятка револьвера наган.

Фотограф в ужасе отпрянул, пополз в угол.

— Что, забоялся? — хихикнул комиссар. И прокомментировал: — Увидал русака жидок — и в кусток! Вашей породе гнилой против нашей не сдюжить. В нас — здоровье, в нас — сила! Верно я говорю, Авдотья Ивановна?

Павел Романович глянул на красного комиссара и не выдержал — усмехнулся. Никак тот не походил на живописных былинных богатырей: кость узкая, шевелюра некрепка, глаза навыкате, таращатся из-под очков. Диагноз очевиден: худосочие вследствие детского рахита плюс базедова болезнь, отягощенная истероидной гипоманиакальностью. В самый раз в клинику к профессору Бехтереву, который таких больных лечит по новой методе, впрыскиваниями. Говорят, очень хорошие результаты.

Но этого объяснять Павел Романович не стал, оставил при себе. Сказал вслух:

— Знающий не говорит, говорящий не знает.

— Что это вы загадками изъясняетесь? — вскинулся комиссар.

Авдотья тоже будто собралась спросить — глянула быстро, да губу вдруг закусила и промолчала, отвернулась.

В этот момент на улице послышался шум мотора. Ближе, ближе — наконец совсем рядом. Раздались голоса.

— Похоже, броневик прибыл. «Товарищ Марат». Сходи, посмотри, — комиссар кивнул второму стражу.

Тот вышел.

Все заинтересованно уставились на дверь — и Лель, и хмельные его спутники, развалившиеся у двери, и комиссар. Лишь вернувшаяся к окну Авдотья все глядела куда-то вдаль, сквозь чистые прозрачные стекла.

Боец вернулся буквально через минуту. Склонился к комиссару, пошептал на ухо.

— Вот как? На подходе? Славно! — азартно сказал тот, знакомым жестом потирая ладони. — Авдотья Ивановна, слыхала?

— Чего там?

— Литерный поезд Хурхуру проследовал. Скоро у нас будет! Пойду, распоряжусь, чтоб встретили, как подобает.

— Сходи, — разрешила Авдотья. — А я тут побуду. На энтих поглядеть интересно.

— Вот и славненько, — с этими словами комиссар поспешил к выходу.

Невидимый отсюда броневик всхрапнул мотором и укатил.