…у младенца имелись все признаки асфиксии. Сердцебиение — отсутствует. Дыхание — отсутствует. Мышечный тонус — отсутствует. Кожный покров цианотичный. Рефлекторная возбудимость — отсутствует (реакции на возбуждение подошвы нет).
Оперативно: искусственная вентиляция. Отсасываю слизь из трахеи. Чистый кислород! Одновременно с дыханием рот в рот наружный массаж сердца. Подкожно камфара. 10 % р-р глюкозы в область сердца. У новорожденного ацидоз, поэтому натрий хлорид 5 %.
На пятой минуте — самостоятельное дыхание!
Противосудорожно: в пупочную вену 2 мл р-р натрий оксибутират 20 % (очень медленно).
Опасаюсь отека. Ввожу подмышечно фуросемид однопроцентный р-р.
Наблюдал новорожденного в течение семи часов. Дыхание самостоятельное, ритмичное. Появились рефлексы…
Невозможная ахинея. Сопов пролистнул страницу.
…В этот раз обошлось. Но что будет завтра? Послезавтра? Рано или поздно я буду схвачен. И вновь осужден — за незаконную практику купно с производством запрещенных абортов. И все — от бессилия. Лауданум Парацельса существует, но у меня его нет. И никакой надежды, что тайна откроется. Я близок к ней, более чем близок. В староверческом селе я опробовал новый препарат. Это, конечно, не панацея, но все-таки.
Требовалось понять механизм воздействия. Прежде всего — надо понаблюдать больного достаточно долгое время. Пять-шесть месяцев после выздоровления. Я даже придумал, что скажу его матери (придется пойди на небольшую ложь), дабы она приезжала ко мне хотя б раз в месяц.
Но все пошло прахом. Слепые фанатики убили и сына, и мать.
Результат безвозвратно утрачен. У меня до сих пор не хватает решимости продолжить исследования. Случай с мальчиком в Березовке — единственный в силу своей исключительности. Другого не было и, может, вовсе не будет. Но в любом случае действие моего средства — временное и ограниченное. Определенно, это не магистериум великого Теофраста. Мне не хватает знаний. Порой я чувствую — ответ где-то рядом. Но он мне неведом…
Гм, хмыкнул про себя Сопов. Значит, все же аборты. Ну-ну. Однако с какой стати это фиксировать? И что еще за магистериум? Небось пилюли французские. Для баб — чтоб не брюхатели.
— Каковы результаты?
Клавдий Симеонович поднял голову. Рядом стоял генерал. Шинель расстегнута, водянистые глаза смотрят насмешливо.
И как, ирод, подкатился неслышно!
— Да вот, ваше превосходительство, бумажки искал, чтоб костерок запалить. Только сомневаюсь. Тут у нашего доктора записи личного свойства, да все такие мудреные. Как бы чего важного-с не извести.
— Послушайте, — сказал генерал. — Вы мне надоели с этим именованием. «Ваше превосходительство, ваше превосходительство»! — передразнил он. — Сиропствуете излишне, сударь, вот что я скажу.
— Да я… — Сопов развел руками. — Я человек сословия низкого, а потому привык с генералами навытяжку… Извините, коли что не так. Виноват-с.
— Ничего, — сказал Ртищев, опускаясь рядом на мох. — И все же я вам не корпусной командир. Уговоримся впредь величать друг друга по имени-отчеству.
— Как вам будет угодно-с.