Харбинский экспресс

Кто остается? Да он сам, Клавдий Симеонович Сопов. В Харбине не так давно — но ведь и не вчера приехал. Вполне могли опознать. Гм… Допустим, опознали. Только… кто?

Точного ответа быть не могло. Понятное дело, кто-то случайный. И не из опытных, но в то же время при деньгах. Потому что работалне сам, а нанял кого-то из местных.

Тогда что получается? Клавдия Симеоновича как бы уже и нет? Можно начинать новую жизнь?

С одной стороны — да, а с другой… Тут все упирается в события на Сунгари. Кто и зачем потопил «Самсон»?

Н-да, ситуация.

Поворочался Сопов, повздыхал и тоже погрузился в объятия Морфея. Но сон его был недолгим. Проснулся внезапно — будто толкнул кто. Сел, сердце в груди колотится, словно и не спал, а куда-то бежал бежмя.

Стало светлее — это на небе воссиял почти полный месяц.

Клавдий Симеонович огляделся. Лес стоял вокруг, как пишут в романах, стеной. Отдельные стволы, что поближе, походили на колонны из светлого камня. Неподалеку возвышалась небольшая сосна. Лунный свет присыпал ее ствол серебряной пылью. У самой земли ствол изгибался, и в этом изгибе почудилось вдруг нечто неприятное. И в то же время — знакомое.

Вспомнилось вдруг некстати:

«В сосновом лесу молиться, в березовом веселиться, в еловом лесу — удавиться…»

Что-то с шорканьем пронеслось над головой. Клавдий Симеонович вскинул взгляд — на фоне неба метнулась тень ночной птицы, летевшей упруго и мягко.

Сопов проследил за ней, а когда опустил глаза, то увидел, что сосна рядом — и не сосна вовсе. То есть не совсем. То есть…

Изогнутый у самой земли ствол вдруг волшебным образом переменился. Кора внизу раздернулась, будто шторка, обнажив человеческую фигуру. Сопов пригляделся: перед ним была древняя старуха. Горбатая. Она сидела согнувшись, скрестив ноги, вполоборота к Сопову и косилась через плечо. Да вдобавок ко всему была старуха совершенно нагой. Но самое замечательное вот что: прямо из горба у старухи росла сосна! Получалось, будто горбунья держала дерево на собственных своих плечах.

Клавдий Симеонович вытаращил глаза.

Тут мерзкая старуха вдруг взяла да и подмигнула ему — эдак глумливо. Потом подняла руку — сухую, с узловатыми пальцами, тоже запорошенными лунною пылью, — и поманила к себе остолбеневшего титулярного советника.

Клавдий Симеонович почувствовал, как ноги его сами собой выпрямляются. Он встал и шагнул вперед. Старуха ухмыльнулась и снова пошевелила пальцем.

И Сопов сделал еще один шаг.

Старуха с кряхтеньем повернулась навстречу. Сопов увидел ее лицо, будто долотом выдолбленное из полена пьяным ремесленником. И лицо, и фигура имели вид самый фантастический. Глаза, светившиеся в темноте гнилушечным зеленым огнем, определенно магнетизировали Клавдия Симеоновича. Он шаг за шагом неуклонно приближался к старухе, всей душой понимая, что делать этого никак не стоит. Но, тем не менее, шел, будучи не в силах противиться.

Старуха приоткрыла рот и облизнула тонкие губы.

Сопов пригляделся: батюшки, а язык-то у нее и не язык вовсе, а — маленькая черная змейка! Извернулась вправо-влево, потом приподняла головку и уставилась на Клавдия Симеоновича маленькими антрацитовыми глазками-бисеринками.

«Ох, святые угодники!..»

Да, трудно сказать, как бы все обернулось, если б не кот.

Когда до старухи оставалось не более десяти шагов, за спиной Клавдия Симеоновича раздалось мяуканье, громкое и пронзительное, более похожее на скрежет по стеклу огромного стального когтя.

От этого звука деревянная козон съежилась и стала будто меньше размером. Кот заорал снова — и Клавдий Симеонович явственно увидел, как задрожала, затряслась сосна, которая росла из горба старухи. Змейка в ее рту заметалась, а после взяла да и втянулась обратно, будто червяк в проточину.

Третий кошачий вопль стал заключительным: кора на стволе с шуршанием завернулась, скрыв деревянный облик непонятной старухи. Только тогда Клавдий Симеонович обернулся.

Кот в корзине преобразился. Он теперь тоже являл собой изрядное зрелище: спина выгнута, глазищи полыхают желтым огнем, а с шерсти вокруг золотые искры сыплются.

— Вот те и морген-фри… — только и смог вымолвить вконец растерявшийся Сопов.

В этот момент кто-то тронул его сзади за плечо.

И тогда раздерганные нервы титулярного советника не выдержали. Он вскрикнул и без сил повалился на землю — в третий уже раз за недавнее время.

* * *

Но нигде не было Клавдию Симеоновичу спасения, даже в беспамятстве.

— Будет вам! Уж вставайте!

Сопов приоткрыл глаза.

Генерал брызгал ему в лицо чем-то холодным. Лицо — сосредоточенное, как у акушерки на первых родах.

Сопов, кряхтя, сел, огляделся. Еще была ночь, но бледные пальцы рассвета уже тянулись между деревьев, выбеливая тьму.

— Сколько ж я тут лежал?

— Не менее трех часов.

Клавдий Симеонович провел рукой по лицу. Понюхал пальцы, скривился:

— Чем это вы меня обдавали?

Ртищев пожал плечами.

— Болотной водицей. Не обессудьте, нарзана тут нет.