Хардкор

Мы же начали колесить на своей «хлебовозке» по стране. В конце апреля ездили в Цхалтубу, где на аншлаговых концертах присутствовали все члены местного КГБ, после концерта с азартом обсуждавшие зрелищность, убедительность и настоящую творческую глубину увиденного… Сцена, зал и «черный кабинет» для отдыха были всегда. Еще работал советский менталитет и люди исправно покупали билеты. Старая система еще не была разрушена, и все работало. И только сейчас мы понимаем, насколько правильно было ездить со всем своим, и насколько правильно, по наитию, складывалась ситуация у нас. Уже было шоу, на сцене стоял «папа» – череп со светящимися лазером глазами, Крупа выезжал на мотоциклах тусовщиков на сцену. Причем сценический имидж собирался по тусовке. Ботинки – такого-то, майка – того-то, но получалось именно шоу, чего не было практически ни у кого из представителей тяжелого рока того периода. И чувство независимости окрыляло. Все развивалось семимильными шагами, и только Толя не развивался такими же темпами. Он уже решил, что достиг всего, что необходимо советскому «рок-стар». Много друзей, девушек, аплодисментов. Маленькое советское счастье, которое многих приводило к глубочайшим запоям. Начались «пускания петухов», опоздания. Музыканты и весь наш узкий коллектив стали напрягаться.

И вот в августе 88-го, когда уже была группа «Круиз» в своем новом международном рок-амплуа и уже не было никакого «Парка Горького», на сцене появилась некая Оля Чайко, добившаяся кое-чего в жизни нелегким женским трудом. Надо отдать ей должное, дама была предприимчивая, энергичная и нахрапистая. Выйдя на западные музыкальные структуры, ей стало понятно, что одним «Круизом» экспорт в Германию не наладишь. Крайним в ее выборе оказалась группа «Шах», с которой я разошелся, перейдя в более дружественный и более открытый коллектив «Обелиска». Оля Чайко начала диктовать условия, по которым Мишок со всей своей харизмой и бас-гитарой должен был покинуть коллектив. В этом была прагматичная логика, потому что кроме грохота, перекрывавшего виртуознейшие запилы Антона, никто ничего не слышал, и лишь изредка разбирались слова «файт, файт, метал файт» или малопонятные «маздон маздай»…

М. Б.

Ага, «маздон маздай», ставший нарицательным обозначением для всего околометаллистического, трудно воспринимавшийся обычными советскими обывателями. Алан любил так отвечать: «Маздон маздай»…

Э. Р.

Но если это все было замечательно для ироничного восприятия музыкантов нашей тусовкой, то для западного рынка такое не прокатывало. Поэтому Оля стала охаживать Толика, наговаривать про его величие и его западные перспективы. И вот, во время нашего тура в Молдавию, мы поехали вместе с «Шахом», где тогда уже играл Зизитоп – бывший гитарист группы «Тяжелый день», в последствии лидер МС Outlaws. Группа «Тяжелый день», где он играл и пел, уже разваливалась потому, что Оля Чайко положила глаз на Бажина. И вот остался только недоразваленный «Обелиск», что она, конечно же, поправила, как потом поправила и дела «ЭСТа»… Оля выбирала все самое стоящее для своих проектов, которые состоялись, но широкого продолжения не получили.

И вот в Кишиневском зале «Октомбрия», равнозначного нашему Кремлевскому Дворцу съездов, состоялись концерты. Не помню уже, на котором из шести подряд Толя напился перед дневным концертом так, что давал «петуха» и забывал слова… О вечернем концерте не могло было быть и речи. Весь коллектив был доведен до белого каления, и я, выскочив за несколько минут до начала действия к входу, увидел не вяжущего лыка Крупу в окружении камарильи из поклонниц, которым он раздавал автографы. Я сказал ему все, что я по поводу происходящего думаю, на что в ответ случилось неслыханное. Толя, преступив все рамки дозволенного, начал дерзить, потом просто таки ткнул мне кулаком в лицо и начал убегать. Меня накрыла волна адреналина, бежать было лень, и навскидку, не целясь, я запустил в него отнятой бутылкой пива. Уж не знаю, что побудило Толика в тот самый момент обернуться, но произошло именно так. Бутылка врезалась ему в лоб, а я, в сердцах, зашел в гримерку и наступил на его бас-гитару как на дрова. За что мне потом пришлось пожертвовать честно заработанными деньгами… В результате Толик выступал на вечернем концерте с перевязанной головой как красный комиссар на гражданской войне. А на обратном пути Крупнов возвращался в Москву уже бас-гитаристом группы «Шах». Группа же «Черный Обелиск» перестала существовать, а вся эта история обросла слухами и сплетнями.