Хардкор

Олег спешился.

— Завалить бы проход, — тяжело вздохнул, — да сил не осталось.

Он облокотился на спину гастониса. Я тоже спрыгнул, и только сейчас почувствовал, как стер о седло ноги. Подошел к Олегу, остановился рядом, наблюдая за остатками тьмы, исчезающей в провале серой бесплотной змеей, и сказал:

— Я слышал иные миры, когда висел над пропастью. Думаю, что волшебники проводили эксперименты с пространством игры. Хотели пробраться в наш мир.

— Возможно, не одни они, — ответил мой друг. — Помнишь, что по легенде ветви Иггдрасиля могут прорастать в другие пространства? Великое древо погибло, но кто-то спас его росток и принес к городу-всех-дорог.

— Вот?

— Наверное.

Кружащий в небесах ворон закаркал и улетел прочь. Мы подняли головы вверх.

— Думаешь, у него ничего не получилось? — спросил я.

— Кто его знает. Ладно, поехали. Надо до вечера добраться в город.

— Что будем делать с Графом?

— Убьем. Сколько у тебя осталось зарядов?

— Три.

— Хорошо. Я тоже найду силы на магию.

— В банде могут быть волшебники.

— Ничего, справимся, — махнул рукой Олег.

Он взобрался на гасторниса, помог сесть Илве, и мы отправились в город-всех-дорог.

Снег в лесу не был белым — возле деревьев он казался светло-серым, кое-где краснели пятна кровянницы, а возле следов Имира его пушистое покрывало искрилось изумрудными тонами. Снежинки не падали на эти растянутые цепочкой круглые поляны, заросшие вечнозеленым мхом.

— Говорят, что здесь танцуют зимние феи, — сказала Илва, когда мы впервые увидели след Имира. — Действительно, будто великан шагал сквозь лес. Но я заходить в них не собираюсь.

Илва оставалась человеком, но черты оборотня доминировали: она постоянно принюхивалась к окружающему, шла согнувшись, будто всё время норовила опуститься на четвереньки. Волчица чувствовала себя в лесу как дома. Мною же овладевало беспокойство.

Деревья, широкие, разлапистые, растущие здесь уже тысячи лет, преграждали путь, и приходилось продираться сквозь их сомкнутые ряды. Меня тревожило, что без Илвы я не найду дорогу назад, заблужусь в Железном лесу. За каждым деревом чудился притаившийся тролль.

— Далеко еще? — спросил я.

— Олег был здесь не так давно, — повернула ко мне вытянутое лицо Илва. — Вскоре мы его догоним.

Она выглядела хищником, вышедшим на охоту. Глаза блестели, ноздри вздрагивали.

«Они догонят, и что сделают?» — раздался мысленный голос позади.

Я обернулся, схватился за оружие. Завернутый в клетчатый плед старик с пепельной торчащей клочками бородой стоял под деревом. Я не видел его, когда мы шли, Илва не почувствовала. Глаза Волчицы сузились, из ее рта вырвалось рычание.

«Пусть волк успокоится! — бросил старик, и Илва неожиданно села на снег, подчинившись приказу. — Так что делают в нашем лесу волчица и мясо? Как они поступят с тем, кого найдут? Убьют? Нет, не думаю. Заберут с собой? Возможно. — Он рассуждал, не обращая на нас внимания. — Мясу лучше не доставать оружие».

Старик смотрел куда-то мимо меня. Я вдруг ощутил, как невидимые руки разгибают мои пальцы.

«Вот так, пусть мясо теперь расскажет, что они сделает с выскочкой».

— Ты говоришь об Олеге? — спросил я, пытаясь противостоять незримой силе. — О тролле, что недавно пришел в лес?

«Думаю, что мы говорим об одном и том же. Может быть, нам не стоит сразу убивать мясо, и оно окажется полезным?»

Старик приблизился. От него необычно пахло мускусом и кровью. Илва упала животом на снег и заскулила.

«Почему полукровка боится? — спросил у себя старик. — Мы ведь не причиним ей вреда. А вот мясом бы пообедали. Но оно может нам помочь, и поэтому пускай пока поживет. Ведь оно пришло за другом? Я вижу у него в кармане снадобье, которое позволяет вернуться в оболочку хризалиды. (Я схватился за карман, испугавшись, что невидимая сила сейчас вытащит склянку). Мясо хочет применить его на выскочке? Что ж, это нам выгодно».

Старик повернулся, хватка ослабла, и я смог снова сжать ладонь на рукояти меча. Оружие придало уверенность.

«Мясо не должно вытаскивать сталь, иначе умрет, — подумал старик. — Есть обычай — любой сын леса может бросить вызов вожаку. И вожак не в праве уклониться. Вожак сильный, вожак уверенный, но в молодом есть необъяснимая сила, словно у него внутри горит огонь. Никто из сынов леса не может его убить до начала боя. Может быть, если не съесть мясо сейчас, оно заберет выскочку с собой? Что ж, пусть мясо идет, как и шло, мы скажем преданным сыновьям, чтобы его не трогали».

— Ты струсил, — сказал я. — Ты боишься Олега. Как старая пчелиная матка, не желающая выпустить из лап свой рой.

Миг — и старик оказался возле меня. Его глаза смотрели в мои, рот с острыми зубами раскрылся, и из него раздался клекот, переходящий в хрип: — Х-х-е-е!

«Не смей обвинять меня в трусости! Бой в изначальной форме скоро состоится на площади, поспеши, иначе после победы я лично выпущу тебе кишки. За тобой идут двое серых, я не хочу, чтобы они убили тебя до того, как ты выполнишь, что собирался».

Подул ветер, и старик рассыпался пылью, которая смешалась с потоком воздуха. Ветер унес ее прочь, в темную глубину леса.