Харизма

Действительно, так подумать — есть такое свойство у человека, душить себе подобных. Или за власть, или просто так.

— Ты еще не забывай, — произносит вдруг генерал, — что мутанты не обычные люди, а люди с изуродованной психикой и максимально расторможенной жаждой власти. Так что вполне могло наложиться одно на другое и…

— То есть они там, — я киваю на потолок фургона, — просчитались? Вся эта акция звездного десанта изначально, выходит, провальная?

— Почему? Остался бы один мутант у власти. Один, зато сильнейший — естественный отбор.

— У власти всех стран?

— А почему бы и нет? За всю историю человечества постоянно делались попытки установить на Земле единую империю. Наполеон, Чингисхан…

— Так, может, и они были… — вдруг вырывается у меня, но я сразу замолкаю.

За спиной генерала раздается голос, и я не сразу понимаю, что обращаются ко мне.

— Спрашивают, где тебя высаживать? — переводит мне генерал. — Где твоя встреча?

— А? — вскидываюсь я. — Встреча?

И тут понимаю, что мне совсем непонятно, где и кого я должен искать на этой железнодорожной станции и в ее окрестностях. Наверно, в том самом месте, где у нас была первая встреча… Стоп! Первая встреча? У меня была с кем-то первая встреча?

И тут на меня обрушивается… Я вдруг понимаю, что прекрасно помню, как, где и при каких обстоятельствах у меня была первая встреча. Причем настолько ясно, словно это было вчера. Открылся ящик с теми двумя днями, сам собой открылся! Наверно, в тот момент, когда я переинсталлировал свой организм и снял всю защиту. Только я не догадался сразу туда посмотреть, повспоминать, чего было. А зря, многое бы стало известно.

— Эй! — трясет меня за плечо генерал. — Ты что?

— Все в порядке, — говорю. — Проезжаем поселок и на опушке леса меня выбрасываем. Я иду в лес. Если я не вернусь через несколько часов…

— То? — терпеливо переспрашивает генерал.

— То — ничего, наверно. Хорошо бы парочку атомных бомб швырнуть на этот лес. Это был бы самый лучший вариант для всех. Но это ж организовать трудно, правильно?

— В общем, да, — с сомнением произносит генерал. — Но есть другие методы. Тут ракетная часть неподалеку, так что…

— Нет, — перебиваю я и встаю. — Ничего не надо делать, я постараюсь справиться сам.

— Сядь. — Генерал берет меня за руку и усаживает обратно на сиденье. — Присядь на дорожку. И напоследок расскажи мне все про них, может, мы с тобой не увидимся больше.

— Не успею рассказать, — качаю я головой. — Мы рискуем все испортить. Они меня, конечно, ждут, но недолго. Вернусь — расскажу, датчиками обвесите с ног до головы. Одно могу сказать — мутантов больше нет, их и было двенадцать. Но вакцину парализующую — берегите. Она действует на всех мутантов, кроме меня. Если появятся следующие двенадцать…

— Они появятся? — быстро спрашивает генерал.

— Не знаю, Я очень мало знаю. Не должны. Но тут уж от нас ничего не зависит, как получится. Но вакцину берегите, прививки поголовные введите. И если появятся мутант…

— Разберемся, — говорит генерал. — Ты скажи последнее, кто это делает?

— Наши космические гости. Я постараюсь все сделать как надо. Но — вот что. Меня там могут раскопать очень серьезно. Память извлечь, мало ли чего… Эти могут. Настолько, что даже вообще… — Вообще, по идее, меня по возвращении оттуда надо бы… — я запинаюсь и глотаю комок в горле, — прибить. Потому что есть риск, что меня там переделают и все начнется заново. Но я не настаиваю.

— Я понимаю, — кивает генерал. — А кстати, чем тебя прибить можно, поделись секретом?

— Взорвать можно, — говорю. — Только мощный чтоб заряд был и температура в несколько тысяч градусов, чтоб кремний плавился. У меня в клетках сидит кремниевая органика.

— Мы так и думали про температуру, — кивает генерал. — Знаешь, сколько взрывчатки в этом фургоне? И я, и все эти люди, — генерал обводит взглядом своих подчиненных, сидящих на дальней лавке, — смертники, и знают об этом. Но, как ты понимаешь, взрывать мы тебя не будем.

— Я понимаю. И рад этому. Хотя вы меня по возвращении до конца жизни запрете и не выпустите из-под присмотра… И будете правы.

— Посмотрим, — говорит генерал. — Иди уже. Нам здесь ждать?

— Да, здесь.

— Возьми фонарь в лес, ночь на дворе.

— Не надо, я и так все вижу.

Подхожу к двери фургона и оборачиваюсь:

— Инку берегите.

Генерал кивает. А я выхожу в холодный ночной сумрак. Фургон стоит на грунтовке у самой опушки. За ним тянется поле с черными крестами электрических столбов. За полем горят огни далекого поселка. Вокруг ни души, лишь где-то в поселке тоскливо воет собака. Прямо на опушке перед фургоном — здоровенная яма, заваленная дачным мусором. Я осторожно обхожу ее по краю и углубляюсь в лес.

Так вот чего у меня в памяти открылось, что произошло полгода назад. Дело было так. Сидели мы на этой даче, и пришла соседка с просьбой машину помочь вытолкнуть. Мы пошли, выталкивали долго, а потом то ли мне скучно стало, то ли в туалет захотелось — не помню уже, по какой причине, — отошел я в лес погулять.