— А никакую, — отзывается Амвросий охотно. — Поступал два раза. Один раз в подмосковную. На вступительных на философии завалили гады преподы. Другой раз — в Киеве, отучился там семестр, но не сложилось.
— Отчислили за неуспеваемость?
— Ну… Не важно… Можно и так сказать. Не сложилось, в общем. Так что я все сам, по книгам. Как Ленин.
— А сами вы где работаете?
— В центре нашем и работаю. Целительский дом пресвятой Дарьи Ерохиной. Я тебе потом оставлю наш прайс-лист, может, пригодится. Не тебе — так знакомым. Мы и бесов, и крещение, и СПИД, и рак, и отпевание. Приворот-отворот, порча-сглаз, венец безбрачия, поиск аномальных зон в квартирах, снятие отрицательных биополей, курсы духовного роста и похудение с Божьей помощью. Сейчас мы расширились, второй офис купили в Измайлово. Нам бы только этот процесс выиграть. Давит нас официальная церковь, душит. Сначала наехали, с какой стати мы православным целительским домом называемся? А как нам называться прикажете? Левославным? Ну, выиграли они процесс, пришлось нам менять вывеску, квитанции, бланки, печати, рекламные полосы в газетах… Второй раз они на нас наехали уже через прокуратуру. Вообще на пустом месте наехали! Говорят, мол, с какой это стати ваша Дарья Ерохина именует себя…
— Ой, — говорю.
— Чего такое?
— Щиплет.
— Ну а ты думал? Терпи, пусть бесы мучаются.
— Терплю пока. С-с-с… Ой. А сколько времени обычно терпеть надо?
— Ну, милый мой, это как Бог даст! Если хорошо пойдет — и через пять минут бесы уйдут. А если плохо пойдет, если.они крепко сидят…
— Ой… Щиплет!
— Терпи, терпи, не раскисай! Ты мужик, воин! А вот ты — как тебя? — черненький! Бери сковородку и колоти! Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому! Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому! Три-четыре! Хором!
— А мне чего делать? — говорю.
— Ты терпи. Все равно молитву читать не выйдет, сбиваться будешь. Если получится, повторяй мысленно: “Господи, Господи, Господи!” На худой конец — просто кричи. Главное — не матерись. А то знаешь, некоторые, как припечет, такое загибают…
— Ой! Господи!!!
— Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому!
— Господи!!!
— Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому! Колоти, черненький, колоти сильнее! Как я колочу, так ты колоти! Шуми!!! Изыди, нечистый дух!!!
— Ой-е-е-е-е-ей!!!!!!!!
— Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому!!! Ты не особенно там извивайся, утюг сбросишь! Надо было скотчем примотать, забыл совсем. Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому!!!
— One, — говорю.
— Чего “one”? — прекращает колотить в бубен Амвросий.
— Боль отключилась. Не больно совсем.
Отец Амвросий снимает утюг, осматривает его и плюет на сталь. Утюг шипит.
— Нормально все! — удивляется отец Амвросий и глядит на мое пузо. — Вон же треугольник красный пропекся. — Он ставит утюг снова на мое пузо, но чуть повыше, чтоб не жечь одно место. — Ну как?
— Никак, — говорю. — Не больно. Отключилась боль.
— Совсем не больно?
— Абсолютно. Даже утюга не чувствую. Как анестезия. Заморозка.
— Ничего себе заморозка! — Отец Амвросий снимает утюг и поворачивает на нем регулятор мощности. — Ну а так?
— Пока никак.
— Вообще-то, — вступает в разговор Габриэлыч, — в книге “Молот ведьм” я читал, что нечувствительные места на теле — это как раз признак бесовщины…
— Ага! Нечувствительные места! Да он же вон как извивался! — говорит Амвросий. — Я уж обрадовался, думал, минут десять — и бесы уйдут. А тут на тебе. Ишь партизан нашелся!
— А я чего? — говорю. — Я тут ни при чем. Отключилась боль. Я так думаю, что это как раз бесы ее выключили.
— Вот суки! — говорит Амвросий с чувством. — Ишь чему научились!
— Это, — говорю, — наверно, как с антибиотиками. Я читал, что как только новый антибиотик появится — всех микробов убивает. В сороковых годах даже простой пенициллин излечивал все, что угодно, за сутки — одной каплей. А чем дальше — тем больше микробы приспосабливаются. Ну и бесы, наверно, за столько лет инквизиции выработали иммунитет…
— Знаешь, не умничай тут, одержимый! — раздраженно перебивает отец Амвросий. — Что-то мы не так делаем… Что-то не так. Телефон есть? Позвоню Дарье Германовне на мобилу…
Габриэлыч приносит ему трубку, и Амвросий долго набирает номер.
— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети! — передразнивает он наконец. — Одно из двух: либо в нирване, либо в метро.
— Жареным пахнет! — вдруг озабоченно произносит Габриэлыч и принюхивается.
— Вот этого бы избежать бы… — говорит Амвросий. — Были у нас случаи… Тебе правда совсем не больно?
— Совсем, — говорю.
— Не брешешь? Побожись!
— Да какой мне смысл врать-то?
— Действительно, никакого. А дымок-то, дымок подымается! — Отец Амвросий тычет пальцем, и я вижу, что действительно по контуру утюга рвется дымок.
Тут у меня звонит мобильник. Точнее, не у меня, а в углу, где он лежит вместе со шмотками.
— Принесите, — говорю, — пожалуйста, мобилку мою. Габриэлыч мне приносит мобилку, прижимает к моему уху и держит.
— Але! — говорю.