Харизма

Генный допинг – конец соревновательного спорта?

Или начало совершенно новой игры?

Лэнс Старкман, «Спорт и досуг в США»

Благодаря быстрому росту мышц студент старших курсов Уилл Уильямс, начинающий полузащитник команды «Warriors», встречает противников во всеоружии. Уильямс настаивает, что ему удалось прибавить пятьдесят фунтов за прошлый год благодаря интенсивным силовым тренировкам, диете с большим количеством протеина и «старому доброму скачку роста». Но некоторые намекают на новое достижение науки – генный допинг, при применении которого измененная ДНК вводится в тело спортсмена, чтобы увеличить его достижения, снизить чувствительность к боли, стимулировать рост мышц и увеличить выносливость.

Международный совет по вопросам спортивного поведения разрабатывает анализ крови, который сможет выявить измененные гены. Доктор Сэмпсон Воглер утверждает: «В ДНК, внедренных искусственным путем, отсутствуют определенные последовательности, которые есть в ДНК естественного происхождения. Уже до конца года этот анализ будет в числе наших инструментов».

Возможно, до сих пор науке удавалось противостоять обманщикам. Но некоторые считают, что это только вопрос времени – рано или поздно те, кто пытаются обойти процедуру тестирования, разработают трансгенные препараты, не содержащие явных признаков манипуляции. Как и на идеальных фальшивых купюрах, на генных модификациях, которые нельзя обнаружить, скоро можно будет нажить состояние.

Пять

В отличие от других сотрудников, которые сегодня сменили обычную рабочую одежду на джинсы и вязаные кофты, доктор Стернфилд надела простое льняное платье и накинула поверх лабораторный халат. В то же время, впервые, насколько я могу вспомнить, ее золотисто-каштановые волосы свободно свисают до плеч, выбившись из-под ленты. Она наклоняется ко мне:

– Привет, Эйслин. Ты сильно проголодалась?

– Ммм, не очень.

– Не против визита к нашим длинноруким друзьям?

Как будто я хоть раз отказывалась поиграть с шимпанзе.

– Конечно.

Она идет вниз по тихому коридору, удаляющемуся от столовой.

– Какое облегчение – на один день отвлечься от бумажной работы.

Я знаю, что нужно проявить дружелюбие, прежде чем перейти к делу, но я не могу удержаться и спрашиваю прямо:

– Так что, Сэмми, ну, подходящая кандидатура?

Она подмигивает мне.

– Что ж, я еще не могу сообщить тебе никаких деталей, но инструкции оставляют нам достаточно свободы действий.

– Спасибо вам за все, что вы делаете. Для нас нет ничего важнее.

Я ожидаю, что мы направимся наружу, к куполам вольеров, где обычно играют шимпанзе, но доктор Стернфилд останавливается у лифта. На нем нет никаких надписей, а чтобы им воспользоваться нужен ключ. Мы спускаемся на два этажа, а потом идем по извилистому коридору к зоне, которую я еще не посещала. Кондиционеры здесь работают на полную. Когда мы подходим к тяжелой двери, доктор Стернфилд поворачивается глазом к сканеру сетчатки и вводит код на клавиатуре. Я еще ни разу не видела лабораторию, защищенную настолько хорошо.

За дверью оказывается комната, залитая светом полного спектра, но меня пробирает дрожь от страха замкнутого пространства. Здесь даже холоднее, чем в коридоре, а пахнет будто дезинфицирующим спиртовым раствором.

Мы проходим вдоль клеток и приближаемся к одной, на которой написано «Руби». Она – мой любимчик, и Штеффи, присматривавшая за ней, давала мне покормить обезьяну, когда та была еще детенышем. Хотя Руби должна была привыкнуть к людям, она все еще прячется, если голоса вокруг становятся слишком громкими. Могу ее понять.