Харка, сын вождя

Он хорошо знал этот обычай. Все его старшие товарищи уже принесли такую жертву. Харка сам видел, как Четан, с ранних лет проявивший твердость и отвагу, в одиннадцать лет принес в жертву свою любимую собаку. Он сделал это не моргнув глазом. Харка знал, что это была для его друга очень тяжелая жертва, ибо тот успел очень сильно привязаться к бедному животному. Но когда собака была погребена в одной из пещер Черных холмов и ей оказали почести, как Вакан-Танке, Четан преодолел свою боль не только внешне, но и внутренне. Все тогда гордились им, и он сам гордился собой. Харка всегда был уверен, что, когда это потребуется, он тоже сможет принести свою жертву с таким же хладнокровием и такой же внутренней готовностью. Но теперь, утвердительно ответив на вопрос отца, он испугался. Тяготы дня, горячка битвы, скорбь о погибшей матери утомили его, хоть он и не признавался в этом, затуманили его разум и чувства. В душе его боролись боль и радость победы. Ему хотелось лечь и уснуть, как это сделали брат и сестра, но он чувствовал, что отец, непонятно почему, именно сейчас собирается возложить на него еще одно тяжелое бремя.

– Харка Твердый Камень, – продолжал Маттотаупа, – каждый мальчик жертвует чем-то, что ему дорого, и эта жертва – важный шаг к зрелости. Ты достойно вел себя в битве и помог нам, воинам. Ты тоже сможешь сделать этот шаг.

– Да, отец.

Харка и сейчас выразил свое согласие твердо и отчетливо, но при этом похолодел, и у него закружилась голова.

– Что тебе дороже всего, Харка?

– Мой конь, отец.

– Твой конь нужен нам сейчас, мы не можем им пожертвовать. Что тебе еще дорого, Харка Твердый Камень?

На этот раз Харка ответил не сразу. Он понял, что принести свою жертву ему придется уже этой ночью.

– Мне дорога моя добыча, – произнес он наконец медленно. – Оружие, которое убило мою мать и которым я хочу убивать пауни, научившись обращаться с ним.

– Было бы хорошо принести священное оружие в жертву Великой Тайне.

Харка проглотил ком в горле.

– Как это сделать, отец? – спросил он после долгого молчания.

– Отнести его в Священный Вигвам.

– Ты требуешь этого, отец?

– Я ничего не требую. Я только спрашиваю: готов ли ты преодолеть самого себя?

В груди у Харки вспыхнула гордость.

– Я готов.

Он поднялся с выражением упрямства и горечи на лице. Быть может, это было проявление страха: он боялся, что раскается в своем собственном решении. Он взял ружье и покинул вигвам. Отец не удерживал его.

Женщины, словно призраки, все еще танцевали вокруг развевавшихся на шесте скальпов. Два из них были трофеями Маттотаупы: они принадлежали вождю пауни и защищавшему его тело воину.

Харка прошел мимо женщин и направился к жилищу шамана. Полог вигвама был закрыт, но он решительно отвернул его и шагнул внутрь. Порыв ветра поколебал разнообразные предметы, висевшие на бизоньих жилах и высохших змеиных шкурах, и они тихо позвякивали в темноте. Харка остановился у порога. В глубине вигвама что-то зашевелилось, и перед ним выросла тень старого тощего шамана.

Харка протянул ему ружье.

– Вот то, что я, Харка Ночное Око Твердый Камень, Убивший Волка, приношу в жертву Великой Тайне, – твердо произнес он. – Я все сказал.

Хавандшита взял ружье:

– Это хорошо. Теперь оно принадлежит Священному Вигваму. Хау.

Не дожидаясь, скажет ли шаман еще что-нибудь, Харка повернулся и вышел. Он не пошел назад, в отцовский вигвам, а направился к табуну. В эту ночь, несмотря на свою легкую рану, в дозоре стоял Четан. Где-то вдали выли на восходящую луну волки.

Харка присоединился к другу и погладил своего пегого мустанга. Тот коснулся влажными ноздрями щеки своего юного хозяина.

Друзья молчали. Харка был погружен в раздумья. Приносить в жертву коня не потребовалось, потому что он был им сейчас нужен. Трофеем ему пришлось пожертвовать, но это было оружие, вселяющее страх во врагов. Разве оно не было нужно? Зачем ему без пользы лежать в Священном Вигваме? Зачем оно так срочно понадобилось шаману, прежде чем он, Харка, научился обращаться с ним? Сын вождя порой ловил себя на мыслях, в которых особенно явственно выражалось его отличие от других мальчиков и взрослых мужчин племени. Иногда от этих мыслей он испытывал страх перед самим собой или даже отвращение, но он не мог заставить себя не думать, не задаваться вопросами. Что Хавандшита собирается делать с ружьем? Может, он знает тайну мацавакена и умеет им пользоваться? Тогда оно принадлежит ему по праву, ведь никто другой из Сыновей Большой Медведицы не умел этого. А может, каждая тайна всегда должна быть рядом с Великой Тайной, в Священном Вигваме? Но мацавакен был в руках вождя пауни, и тот пользовался им, не будучи шаманом.