После долгих раздумий Шонка решил ничего больше в этот вечер не предпринимать, а дождаться удобного случая, чтобы отомстить сполна. С тяжелым сердцем вошел он в отцовский вигвам.
Там все было по-прежнему, как утром, когда Харка рассказал о том, что случилось в пещере. Белый Бизон лежал в горячке на своем ложе. Мать вышла Шонке навстречу и что-то зашептала ему на ухо. Ее мучил страх, что Белый Бизон умрет. Может, еще раз призвать на помощь шамана, который ночью уже пытался помочь больному и заклинания которого оказались бессильны? А может, отнести больного в палатку-потельню и полечить его паром? Или обратиться к Унчиде, матери Маттотаупы, лучше всех женщин в деревне знавшей целебные травы и как знахарка почитаемой даже воинами?
Об Унчиде Шонка не желал даже слышать: все связанное с вигвамом Маттотаупы и Харки было ему ненавистно. При мысли о шамане ему становилось не по себе. А вот паровая баня и в самом деле могла помочь отцу. Шонка, как и мать, очень боялся его смерти: ему исполнилось пятнадцать лет, его уже брали на охоту, но воином он еще не был. Сможет ли он один прокормить мать и себя? Это будет очень трудно. Если отец умрет, им с матерью придется перебраться в другой вигвам и у него будет другой отец. Мысль об этом приводила его в трепет, и страх перед смертью отца вселял в него еще больший страх за его жизнь. Да, паровая баня должна пойти больному на пользу.
Шонка завернул больного отца в бизонью шкуру, а мать тем временем поспешила к потельне, посмотреть, не остыли ли камни. Она еще раз положила их в огонь. Когда те раскалились, они с сыном принесли Белого Бизона в палатку, и женщина стала лить воду на камни, так что палатка вскоре наполнилась паром. Как только тело Белого Бизона покрылось потом, Шонка с матерью отнесли его к реке и окунули в холодную воду. Это был обычный способ лечения ревматизма и лихорадки. Больной съежился, и когда они вытащили его из воды, его тело обмякло, а руки безжизненно повисли. Сердце Шонки застыло от ужаса: он понял, что отец мертв.
Они отнесли его к вигваму, достали толстые рогатины и, вбив их в землю перед вигвамом, подвесили завернутое в шкуры тело вождя, привязав за голову и ноги к рогатинам. По обычаям индейцев, мертвый не должен был больше касаться земли.
Только после этого вдова Белого Бизона принялась оплакивать мужа и разразилась причитаниями, разбудившими всю деревню. Ей вторили протяжным воем собаки.
Харка с братом Харпстенной лежал в отцовском типи. Брат уже уснул, а Харка еще бодрствовал и услышал, как перешептываются мать и бабушка. Отец еще не вернулся: он был на совете в вигваме Солнечного Дождя.
Прошлой ночью на рассвете Харка уснул под открытым небом у водопада, а сейчас, в родном жилище, не мог сомкнуть глаз. Он думал о тайне пещеры, которую так и не узнал, о следах, об отправлении в путь завтра утром и час за часом слушал причитания, доносившиеся от соседнего вигвама. Белый Бизон умер.
Известие о его смерти испугало и Харку. Утром все они отправятся в новые земли, и в этих землях их ждет встреча с новыми врагами-соседями. А в их племени Сыновей Большой Медведицы стало на одного храброго и умного воина меньше. Монотонные жалобные вопли его вдовы звучали зловеще и напоминали волчий вой.
Харка вслушался в звук приближающихся шагов. Это был отец. Когда Маттотаупа вошел в вигвам и опустился на свое ложе, на Харку наконец снизошел глубокий покой. Он еще успел услышать ровное дыхание отца, потом крепко уснул. Последнее, что он увидел, погружаясь в сон, были завтрашний восход солнца и начало долгого пути в незнакомые прерии.
Но то, что его разбудило уже через несколько часов, не имело ничего общего с этими мирными картинами. Сильный ветер, дувший уже не первый день, вдруг перешел в ураган. Он пронесся по прерии, врезался в Черные холмы, зашипел в кронах деревьев и обрушился даже на вигвамы, стоявшие на укромной лесной поляне, раздувая их стены и сотрясая длинные еловые жерди. В горах стоял треск, грохот и визг – такие звуки издают, падая, сокрушаемые ветром деревья. Они сразу же подняли на ноги всю деревню. Харка быстро надел набедренную повязку и разбудил брата. Бабушка уже проснулась. Мать будила Уинону. Харка поискал глазами отца, но того уже не было в вигваме. Треск и грохот усиливались. Ураган, казалось, сбривал лес целыми склонами.
Харка осторожно, на четвереньках выполз наружу, опасаясь, что ветер собьет его с ног. В кронах деревьев стоял оглушительный шум, стволы гнулись, и сверху, из горного леса, то и дело доносился грохот падающих деревьев, от которого стыла в жилах кровь. Вигвамы тряслись. Их нельзя было даже разобрать, потому что стоило лишь снять с кольев полотнища и они мгновенно опрокинули бы и разрушили весь каркас.