Харли Квинн. Безумная любовь

Все эти дни подручные держались тише воды, ниже травы. Джокер вполне был способен разнести человеку голову за одно неосторожное слово или взгляд. А то и просто от скуки. Или потому, что ему захотелось разнести кому-нибудь голову. Тоже вариант. Причем, неважно кому. Они понятия не имели, каково это иметь столь блестящий ум, наполненный безумными идеями. Джокеру не хватало времени, чтобы обдумать все приходящие в голову мысли. Неудивительно, что он бывал так раздражителен. Он являлся исключительно сложной личностью, и только Харли его понимала.

Но при всей его гениальности, он оставался мужчиной, а Харли отлично знала, как заставить мужчину расслабиться. Порывшись в вещах, она нашла свое самое красивое белье ярко-красного цвета. То, что нужно! Оно точно заставит его улыбнуться. Подправив клоунский грим и шапочку с колокольчиками, Харли выпорхнула из-за ширмы, отгораживающей кровать, напевая, что ощущает себя самой желанной и неотразимой женщиной в мире. Джокеру нравилось, когда она пела. (Точнее, он сказал, что ее голос не вызывает у него дикого желания воткнуть себе в уши по ледорубу. Это тоже можно считать комплиментом).

Ее сладкий сидел за рабочим столом под яркой лампой. Стол располагался на высокой платформе, и она всегда беспокоилась, что ему приходится ходить вверх-вниз по лестнице без перил. Он-то не занимался гимнастикой и такого чувства баланса, как у Харли, у него не было.

Пританцовывая, она поднялась по ступенькам. Джокер перебирал лежащие перед ним листы бумаги.

«Самое время устроить перерыв», — подумала Харли и кашлянула.

Джокер не шелохнулся.

Иногда он настолько уходил в работу, что его не встревожила бы даже взорвавшаяся над головой бомба.

Харли взобралась на стол, приняла позу, которую ее преподавательница гимнастики считала красивой, но чересчур сексуальной для обычных выступлений, и издала хрипловатое «Кхм…».

Джокер не поднял головы.

— Иди отсюда, я занят.

— Сладкий, — сказала она, — разве ты не хотел бы как следует завести свою Харли? — она изобразила звук рычащего мотора.

Джокер резким взмахом руки спихнул ее на пол.

— Упс! — закричала она, вскакивая на ноги. — Ну, пойдем же, дорогуша, у меня есть подушечка-пердушечка!

Джокер картинно застонал и схватил ее пальцами за подбородок.

— Послушай, кексик, папочка очень занят, у него полно работы, а ты мешаешь. — Внезапно его лицо перекосило. — Так же, как ты помешала мне с этими идиотскими челюстями!

Он оттолкнул ее, вскочил и принялся расхаживать вокруг стола. Харли не отставала:

— Тебе не понравились челюсти? Забудь про них! Я придумаю что-нибудь получше!

— Ну уж нет! — сердито обернулся Джокер. — Один-единственный раз я позволил тебе принять участи в моей шутке, и все пошло насмарку! Это было пошло! И недостойно моего гения.

— Я думала, это будет смешно, — пробормотала Харли, добавив про себя: «К тому же, моя шутка заставила Бэтмена явиться, как ты и хотел».

Джокер покачал головой.

— Пора поставить жирную точку в этой непрекращающейся вражде. Устроить показательное унижение Бэтмена, а затем его восхитительно-кошмарную смерть! — он вернулся к столу и принялся снова рыться в бумагах. — Здесь должно быть что-нибудь подходящее, что-нибудь исключительно смешное!

— Почему ты просто не застрелишь его? — Харли пожала плечами.

— Просто застрелить его? — он медленно выпрямился и с прищуром уставился на нее. — Ты сказала, «застрелить»?

«Черт бы побрал мой длинный язык», — подумала Харли, глядя на грозно надвигающегося Джокера.

— Уясни себе, дорогуша моя, — он зловеще навис над ней, как всегда, когда его одолевала ярость, — смерть Бэтмена должна быть настоящим шедевром!

Струйка жидкости вылетела из цветка на лацкане его пиджака, и Харли едва успела увернуться. Жидкость попала на портрет Бэтмена, прикрепленный к доске для игры в дартс, и с жутким шипением проела дыру в картоне.

— Триумфом моего комического гения над его дурацкой маской и прибамбасами! — Он вновь склонился над столом и с торжествующим видом раскатал рулон бумаги. — Ага! «Смерть от Тысячи Улыбок»! То, что надо!

Харли подошла ближе, уворачиваясь от стремительных жестов Джокера. У него начался очередной приступ безумной энергии (ей не хотелось говорить «маниакальной»: ее сладкий вовсе не маньяк, он — гений с пылким темпераментом).

— Я заманю его в какое-нибудь уединенное место, — продолжал Джокер. — И в тот миг, когда Бэтмен меньше всего будет этого ожидать… Бабах! — он взмахнул кулаком, едва не попав Харли по голове. — У него под ногами распахнется скрытый люк, и гаденыш полетит в аквариум с пираньями! — Джокер пустился в пляс, прижимая к груди рулон бумаги и восторженно хихикая. — Последнее, что он увидит в своей жизни, — сотни веселых, оскаленных улыбок, готовых впиться в его тело…

Неожиданно смех умолк. Джокер помрачнел.

— Нет, погоди-ка, я вспомнил, почему в свое время отказался от этой затеи.

Харли выжидающе смотрела на него, боясь вставить слово.