Харли Мерлин и Тайный Ковен

— Да, и это беспокоит меня больше всего. В Бестиарии около двух тысяч горгулий. Это наиболее частые проявления Чистки, и они, как правило, объединяются в стаи. Например, Мюррей вышел и собрал двух диких, чтобы присоединиться к ним. Я боюсь, что если выйдет другой, он сделает то же самое или хуже. Тобе вздохнул, затем посмотрел налево, через несколько стен стеклянных ящиков, где клубился черный дым, словно отвечая на его внимание. — Боюсь, мы имеем дело с инсайдерской работой, и мне не нравится, что из-за нее я выгляжу некомпетентным. У меня никогда не было таких проблем с моими монстрами раньше. Все без исключения боятся и повинуются мне. И все же Мюррей продолжает выходить, и я боюсь, что другие могут последовать его примеру.

Это подтвердило одно из моих подозрений. По крайней мере, я знала, что мои рассуждения не ошибочны. Но следующий вопрос все еще беспокоил меня.

— Зачем кому-то пытаться саботировать Бестиарий? Какова будет их цель? — спросила я.

— Я не уверен, но знаю, что Элтон вызвал гнев многих ковенов, когда не отказался от номинации на Бестиарий. Ковены Лос-Анджелеса и Сан-Франциско, в частности, все еще кипят, поскольку они считают Сан-Диего ужасно низким и неподготовленным к такой задаче.

— А ты как думаешь, Тобе? Ты был повелителем зверей с самого начала. Наверняка, ты видел ковены и похуже этого? — ответила я, уголок моего рта дернулся.

Тобе понадобилось несколько секунд, чтобы ответить. Это сработало не в пользу Сан-Диего…

— Честно говоря, не знаю, — ответил он. — С одной стороны, у здешних магов такой большой потенциал, но, в то же время, из-за плохого финансирования и низкого морального духа до прибытия Элтона, им есть что наверстать, по сравнению с другими ковенами.

— Потенциал? — спросила я. — Ты видишь его здесь? Мне говорили, что в Ковене Сан-Диего очень много магов, таких же Посредственных, как я.

— Но это не обязательно плохо, — Тобе улыбнулся. — Лично я нахожу этот ярлык довольно элитарным, и я не думаю, что он отменяет огромный потенциал каждого мага в этом месте. Им просто нужно больше уверенности в своих силах. Им не хватает мотивации. Элтон делает хорошую работу, и он, вероятно, добьется большего прогресса в ближайшие годы, но даже он слишком глубоко привязан к правилам и положениям. Если вы спросите меня, то вся эта Посредственная концепция совершенно не нужна. И все же маги, находящиеся у власти, часто используют ее, чтобы лишить других магов возможности продвижения в рядах ковена.

— Это жестоко. И глупо, — сказала я, моя неприязнь к магическому обществу подступала к горлу, как болезненный комок. Пообещала бы я свою жизнь и услуги ковену, который так быстро наклеил на меня Посредственный ярлык? Будет ли мне когда-нибудь дан шанс развиться дальше этого?

— Скажи, Харли, ты согласна со своей Посредственностью? — ответил Тобе, словно читая мои мысли, — в этом Уэйд тоже был силен. На долю секунды я задумалась, что сейчас делает Уэйд.

Наверное, храпит как убитый.

Но Тобе задал хороший вопрос. Меня устраивает, что меня классифицируют как Посредственность?

Мое эго кричало: — «Черт, нет!», и мои инстинкты тоже не соглашались Я покачала головой в ответ.

— Не совсем, нет. Но дело не только в Чтении. Я имею в виду, конечно, это звучит смешно быть полным Элементалом и эмпатом, и телекинетиком, и считаться Посредственностью. Я просто использовала обычные рассуждения, без каких-либо магических знаний вообще. Но есть что-то глубоко внутри, как голосок в моей голове, и он говорит мне, что я вовсе не Посредственна. Он почти смеется над перспективой. Я чувствую, что могу больше и лучше.

Тобе медленно кивнул, тщательно обдумывая мой ответ, затем сделал пару шагов вперед. Он был так высок, что мне пришлось слегка откинуть голову назад.

— Видишь ли, в таких обстоятельствах, как у тебя, было бы очень полезно иметь некоторую информацию о твоих родителях. Родительское наследие часто определяет перспективы мага, включая шансы быть названным Посредственностью. Ты знаешь что-нибудь о своей биологической семье?

— Абсолютно ничего, — я вздохнула, потом вспомнила о записке отца, все еще засунутой в задний карман джинсов. Я вынула ее и протянула ему. — У меня есть только записка от отца. Мне было три года, когда меня оставили в приюте. Никто не знает, как я там оказалась. Отец Томас был достаточно любезен, чтобы проверить больничные записи в городе в то время, но ничего не вышло. Никаких пропавших детей, ничего, что можно было бы проследить обо мне.

Тобе слушал, изучая записку. Я попыталась понять, что он чувствует, но все, что я получила, было любопытство, со слабым запахом беспокойства.

— О чем ты думаешь? — спросила я. — Я чувствую тебя, но не могу прочитать.

— Ты сможешь, когда-нибудь, — подмигнул он мне. — Твои способности эмпата все еще зеленые. Как только ты их правильно разовьешь, и как только получишь лучшее понимание эмоций, в целом, ты сможешь идентифицировать и интерпретировать все с невероятной точностью. Скажи мне, Харли, ты помнишь что-нибудь до приюта?