Харон

Прошли на кухню. Он сел, отвинтил пробку. Пытался казаться серьезным и строгим, но его так и распирало, так и пучило от нежданно подвалившего счастья. Я вспомнил, как во время рейда в Фаллуджи Тони под пулеметным огнем полез спасать какую-то дворнягу.

Он быстро разлил скотч по стаканам, двинул один в мою сторону. Я молча взял, посмотрел на свет, мир тут же стал янтарным, тягучим, с плавными углами и невнятными очертаниями.

– Я им сказал, что я его не убивал, – Бузотти торопливо выпил, поморщился. – А этот продюсер, сука, так повернул… А потом еще они там вырезали… Вот и получилось, что вроде как это я Шейха закоптил.

Я молча отпил, подержал скотч во рту, проглотил. На полу валялись игрушки, пестрые мелки, розовый кто-то раздавил, маленькие розовые следы вели в коридор и упирались в дверь детской. Бузотти подлил в мой стакан виски.

– Достойное бухло, правда, Ник? Почти стольник за пузырь…

Я кивнул.

– Они мне говорят: такой фарт раз в жизни бывает. И вправду, это ж как в лотерею выиграть! И даже лучше. Лотерейную капусту профукал – на девок, гульбу, тачки… А этого дохлого Шейха можно за милую душу доить до второго пришествия. Я вон уже контракт на книгу подписал… Звонил какой-то хмырь из Голливуда – за сценарий пять миллионов предлагал. Я Джеку перезвонил, он говорит: не суетись, срубим в три раза больше. А Джек, он с самим Спилбергом в гольф…

Бузотти постепенно замолчал. Словно у него кончился завод, как у игрушек с пружиной внутри. Он поник и уставился на стакан.

– А помнишь… – не поднимая глаз, начал Тони, – под Басрой… Когда Локхард в гарем угодил. Он кричит им: «Дамы, где Халид?» А за ним Хью вломился, бабье со страха врассыпную. А этот Локхард: «Дамы, где Халид?» Вот умора…

Конечно, я помнил: суннитский поселок на юге. Искали Халида, местного партийного феодала, родственника Саддама. По данным разведки, где-то в окрестностях находилось хранилище зарина. А Хью Уиллис, двухметровый негр, до службы играл в нападении сборной Алабамы. Там, в поселке, на нем был противогаз и костюм химзащиты. И Хью, и Локхард, и еще одиннадцать наших ребят через два года погибли. Их вертолет был сбит «стингером» в Афгане в провинции Кунар.

– А помнишь этого, как его? – Бузотти засмеялся, хлопнул в ладоши. – Ну как его?.. С прибором?

– Абрар-эль-Кувейти.

– Точно, Эль-Кувейти! Когда раздели для опознания тела, у него елдак до колена оказался. Саймон говорит, так и запишем: Эль-Кувейти с прибором.

Бузотти заржал.

Саймон погиб глупо: обыскивали дом, он раскрыл шкаф, там пацан лет десяти. Саймон ему – иди сюда, не бойся. А на мальчишке был пояс. Смертники долго не думают, кнопку нажал, и в рай.

– Ник, послушай. – Бузотти перестал смеяться. – А давай вместе… Ну, сценарий и вообще… Ты ведь тоже рапорт подал, да? Джек говорит, на компьютерных играх можно очень мощную капусту срубить. Да и вообще, если эта канитель раскрутится, на одной рекламе такие бабки сделаем – мама не горюй! Кроссовки, майки, шоколадки всякие… Будем как Майкл Джордан!

Бузотти расстегнул запонки, закатал тесные рукава белой рубахи. От запястий к локтям поднимался репейник кельтских узоров. Татуировка шла и выше, к плечам. На спине Бузотти был набит череп, обвитый змеями.

– Шоколадки, говоришь… – негромко начал я. – Шоколадки – дело, конечно, заманчивое. Но вот, Тони, в чем загвоздка: ведь Шейха убил не я. И не ты. И не мы с тобой. И даже не наша «похоронная команда».

Бузотти хотел что-то сказать, я жестом его остановил.

– Шейха завалили мы все – наша группа, наш эскадрон, капитан Ригли, разведка, эта девчонка Харрис, ребята из штаба, которые планировали миссию…

Я допил остатки скотча.

– А еще Саймон, Хью, Локхард. И все наши, кто разбился в Кунаре. Мы все его завалили, понимаешь? Мы все.

Я громко поставил стакан на стол.

– И не могу я торговать ботинками и майками. Я собирал Саймона, собирал в мешок по частям, руки, ноги… А после Кунара я всю неделю ездил с похорон на похороны, встречался с родителями, детьми, с женами… Вдовами… И неважно, что ты им говоришь или они тебе, смысл всегда один: ты здесь, живой, а он там, в запаянном ящике.

– Что ж я теперь, казниться должен, что козлопасы засадили ракетой не в наш вертолет? Что я живой вернулся? Так, что ли? – Бузотти медленно встал. – И не хера мне эту звездно-полосатую пропаганду разводить, мы не на «Фокс Ньюс»! Армейское братство, патриотизм… Много они за твой патриотизм заплатили?

Когда Бузотти злился, его глаза светлели, из серых становились почти белыми. Он вперился в меня своим рыбьим взглядом.

– Знаешь, Ник, – тихо сказал он. – Я бы за тебя под пулю встал, не думая ни секунды. Там, в Дерьмостане. Но здесь… Здесь – другое дело. Здесь каждый за себя. Ты уж извини, брат.

Я тоже встал. Тони дышал мне в лицо сивухой. Я дотянулся до бутылки, нашел пробку, завинтил. Взял бутылку за горлышко. Тони смотрел мне прямо в глаза, смотрел зло.