Харон: Дракон в воротах

— Нет, не стоит, — ответила она. — Ведь мы уже видели друг друга голыми — в челноке.

Я утвердительно кивнул и, стянув с себя промокшую одежду, повесил ее на вешалку, а затем изо всех сил растер все тело, особенно волосы, полотенцем; моя пышная шевелюра превратилась в спутанную копну. Затем я примерил одежду. Как я и думал, она оказалась великовата — я и здесь не соответствовал стандартам. Однако это меня уже не беспокоило.

Девушка тем временем внимательно меня разглядывала, и я начал подозревать, что она узнала Парка Лакоша.

— Что-нибудь не так? — поинтересовался я. Она молчала, словно не слыша. Я уж подумал, что девушка несколько не в себе, как вдруг она глубоко вздохнула и посмотрела мне в глаза:

— Простите, но мне до сих пор трудно осознать происходящее. Порой кажется, что это просто дурной сон, и нужно только проснуться — и все пройдет.

Я сочувственно покачал головой:

— Да, я чувствую почти то же самое, но боюсь, от этого кошмара нам уже не избавиться. Сами видите — вы живы, остаетесь самой собой и все происходит наяву. Это просто начало совершенно новой жизни. И вовсе не такое уж плохое, как могло бы быть.

Ну да, конечно. Она наверняка родом с цивилизованной планеты и в глаза не видела Границы. Знакомый мир, который она вряд ли любила, но с которым сроднилась, ушел навсегда. Что ж, это может пригодиться в дальнейшем.

Девушка прошлась по комнате и уселась на краешек своей кровати.

— Что же теперь делать? — потрясенно сказала она. — По-моему, даже смерть лучше, чем ЭТО.

— Нет, смерть никогда не бывает лучше жизни. Сами посудите, люди, подобные вам, в Конфедерации редкость. Сюда нас попало всего одиннадцать, а сколько человек осудили за это время? Сотни? Тысячи? Все мы обладаем чем-то таким, что они боятся потерять навсегда. Наша судьба косвенно подтверждает — мы были лучшими людьми во всей Конфедерации.

— Ну да, наверное, — откликнулась она. — Впрочем, нет, не знаю. Я просто ничего не понимаю. Провести остаток жизни в этой гнилой дыре… — Она вновь взглянула мне прямо в глаза. — А чем прославились лично вы? За что вашу жизнь предпочли сохранить именно таким образом?

Ну вот — начался допрос с пристрастием. Я решил играть как можно мягче и осторожнее.

— Вы же знаете, что не в ваших силах заставить меня отвечать.

Девушка обиженно вздохнула и принялась избавляться от промокшей одежды.

— Что, стыдно? — спросила она. — Превосходно. А я вот никогда об этом не думаю.

— Неужели вам безразлично? Несколько мгновений она расчесывала волосы и молчала.

— Да нет, не совсем. Кстати, меня зовут Зала Эмбуэй.

— Парк Лакош, — представился я и внутренне напрягся. Слишком уж о нем — то есть обо мне — были наслышаны во всех закоулках Конфедерации.

Девушка и бровью не повела. Ну что ж, отлично. Это уже плюс.

— Так вы, Парк Лакош, тоже были уголовником? Я пожал плечами:

— Как и все мы.

— Ну, нет, — она отрицательно покачала головой, — по крайней мере, не я. Возможно, я единственный человек во Вселенной, ни за что сосланный на Ромб Вардена.

К таким словам трудно было отнестись всерьез.

— В самом деле? Она кивнула:

— Вы никогда не слышали о семействе Траяна? Теперь наступил мой черед изобразить полную неосведомленность.

— Понятия не имею.

— Траяны — видные политические деятели планеты Таккана. Неужели не слышали?

— Нет.

— Ладно, — сказал я, — если вас это хоть немного успокоит, знайте: я тоже один из таких уродов; впрочем, это видно и так. На Границе, где людям приходится тяжело, немало таких, как я. Кстати, и дети там появляются на свет по старинке — от отца и матери. Когда я сказал "таких, как я", то имел в виду не точные копии; просто там очень много неординарных личностей.

— Да, вы и впрямь выглядите необычно, — осторожно заметила Зала. — Я думала, что люди на Границе сплошь огромные и волосатые.

Я усмехнулся:

— Это не совсем верно, хотя и таких карликов тоже единицы. Скажите, кем я вам кажусь? Сколько, по-вашему, мне лет?

Моя соседка ненадолго задумалась.

— Ну, — выдавила наконец она, — вы наверняка намного старше, что, кстати, явствует и из ваших слов, но, чтобы не соврать, вы похожи на…

— На десятилетнюю девочку, да? Зала облегченно вздохнула:

— Да. Но это, конечно, не так. Да и ваш голос подтверждает то же.

Ее слова были для меня полной неожиданностью — собственный голос казался мне резким, но никак не ниже тенора. (Слава Богу, что Крег не забыл вложить в меня всю эту информацию. Теперь я еще лучше понимал Парка Лакоша.) — На самом деле мне двадцать семь, — признался я, — а выгляжу на двенадцать. Даже половое созревание на мне никак не сказалось — разве что голос стал немного ниже, и все. И вообще это произошло очень поздно, лет в шестнадцать. Все считали меня настоящим уродом, хотя, будь у нас современная медицина, думаю, она могла бы мне помочь. Меня назвали гермафродитом.

— Э-э-э… Вы хотите сказать, что у вас половые органы и мужчины, и женщины?