Харон. На переломе эпох

В двадцать два десять, пятницы тридцатого марта, конвой подходил к первому каналу ЛАЭС. Впереди шел пятнадцатиметровый Мустанг, за ним двадцатиметровый Мангуст и замыкал конвой пятидесятиметровый «Шутник». Еще, где-то в трех часах позади шла Катана, с которой все начиналось. Первый шаг был сделан. И останавливаться некогда — «пустота дает возможности». Пустой центр Хельсинки дал нам Шутника и изрядно припасов. Вакуум власти позволил отшвартоваться внутри охраняемого объекта. Но часы тикали и капельки человеческих дел заполняли пустоту новым смыслом.

* * *

Вернувшись после часового общения в штабе МВДешников, осуществлявших охрану ЛАЭС, подозвал самого сообразительного в сопровождающей нас группе погранцов.

— Серый, назначаю тебя временным старпомом Шутника! В наше отсутствие установите большие палатки между гаражом и ангаром для катеров части. Все с верхней палубы несите туда. Вопросы?

— А капитан где? — совсем не по армейски спросил служивый. Вот что должность старпома делает! Еще и нескольких секунд не прошло, а очевидные вопросы появились.

— Будет через полчасика. Они там мосты наводят. Мы с капитаном отплывем на Мангусте до утра, Кима за штурвал посажу. Тебе в помощь Володя и Федор. Федя у нас сильный, за двоих будет. Все. Лимит вопросов закончился.

Пока Пана не было, собирал большую сумку. Кошка, веревка, тряпки — что еще может понадобится? Ага, на веревку узлов навязать! Стар я уже для скользких канатов. Еще чего понадобится?

Когда я на совещании сказал Пану поторопится, ибо меня посетила Мысль — он только кивнул. А вот теперь набросился едва не придушив, мол, я ему всю политику порчу. Отмахнулся от претензий. Некогда. Мысль грызла и торопила. А еще через пару часов сюда Катюха придет. Ее встретят и доведут, но мне бы хотелось в это время быть подальше. А к утру мое милосердное счастье выспится и успокоится.

Совещание «в верхах» дало довольно интересные результаты. По кратким рассказам аборигенов ЛАЭС «отбили» довольно легко, хоть и с большими потерями в первые дни. Но тут не только сотня людей дежурной смены работала, тут на территории и институт есть и строительные организации и организации проводного и кабельного хозяйства. Гаражи, пожарная часть, типография, гостиница, учебно-тренировочный центр и медчасть не говоря про склады, склады и еще раз склады, не упоминая заводы ЖБИ и конторы аналогичной направленности. Словом, народу хватало, и отгородилась станция от мира заборами с постами со всех сторон. Вот только враг в первый день лез не снаружи, а изнутри. Снаружи на защиту станции встал сосновоборский учебный пограничный отряд, часть девяносто семь восемьдесят пять, кузница пограничных прапорщиков. Те немногие, что от погранцов выжили, к концу недели перебазировались на станцию. Вот в те дни и были самые большие потери. Да еще рейды за семьями в город организовали, на чем потеряли не меньше людей, чем при зачистке внутренней территории станции.

На настоящий момент на станции шестьсот пять человек, из которых «в строю» менее полусотни, остальные женщины, дети, пожилые и хитрозадые. Еще полторы сотни собрано в ополчение, но тут уже «строй пожиже, и труба пониже». Вояки едва держат периметр. Мало их для такой протяженности, несмотря на все навороты охраны и сигнализации. Еще и спать когда-то надо. И есть, причем ни один раз в день — а запасов нет.

Все эти, совершенно секретные, подробности рассказывал Пану его знакомый пограничник — из тех, кто добрался до периметра станции после «судного дня». Судя по всему, нашему капитану местный погранец обрадовался как родному и разве только в жилетку не плакал. Когда я уходил, они и поминали своих ребят. Я не черствый, они меня сами культурно спровадили, мол, не мешай братьям по оружию, извозчик лодочный. Про извозчика — утрирую. Хотя доля обидной правды в этом есть.

Вот и сейчас повезу. Просто повезу Пана глянуть на порт. Хотя «героическая» мыслишка меня гложет. Но не хочу сглазить, посему буду молчать, через плечо плевать и даже пустыми ведрами, отобранными у девушки, черных кошек отгонять.

Всю дорогу заметно нетрезвый Пан пытался вытрясти из меня Мысль, но я стойко не хотел сглазить. К нашему разговору активно прислушивался Ким, смешно шевеля ушами и пытаясь их вывернуть за спину, к тихонько общающемуся начальству.

По широкой дуге от Копорской бухты, Мангуст приблизился к «стройке века» то есть к «долгострою века» — дамбе. Через нее есть два прохода, один у самого Кронштадта второй в пяти километрах северо-восточнее острова. Оба прохода активно строили, но им еще «строить и строить». Для прохода в Маркизову лужу избрал дальний проход. Не хотелось нервировать моряков крепости, они ведь и шибануть чем-то могут. Ныне все на нервах.

В два часа ночи субботы, тридцать первого марта, я скрестил пальцы на руках, ногах и даже ежик волос встопорщился. Открывался вид на Канонерскую гавань Вольного острова и, соответственно, Канонерский судостроительный завод. И ничего, что там людей раз-два и обчелся, завод же есть! Даже глаза прикрыл, считая удары нервно бухающего сердца.