- Действительно не было нужды. Такого рода лекарства - не аспирин, они сами по себе очень токсичны. Это как встречный пал, чтобы сбить пожар - тот же огонь, только разрушений получается меньше. Их нет смысла брать бочками на весь экипаж, потому что нормальное применение требует госпитализации и полного покоя. Снизить рабочую нагрузку на экипаж мы не можем. Что возможно - это йодистый калий, симптоматическая терапия для всех, и льготный режим для трех-четырех наиболее пострадавших. Все.
- Ясно, - отрывисто произнес Крамневский. - Время?
- Мы сделали отдельную симптоматическую карту на каждого члена экипажа и тщательно дозируем лекарства, - вновь вступил в разговор Русов. - Неделю работоспособности гарантировать можно, дальше люди просто начнут падать с ног.
- А со стимуляторами?
- Стимуляторы... - старпом потер подбородок. - Никто не пробовал подхлестывать организм, поврежденный радиацией.
- ... эта чертова пыль... она странная. Тонкая, как ил, и содержит самые разные элементы, как ил... и я боюсь, что это - органика, прожаренная атомным огнем. Неважно, растения, животные или просто земля. Это - пыль атомного взрыва, - проговорил Радюкин, сцепив пальцы в замок, и только побелевшие костяшки выдавали напряжение. - Атомные испытания. Мы должны вернуться и сообщить об этом, даже если придется всплывать и выдавать в эфир открытый текст.
- Мы фоним, - сообщил реактор-инженер. - После этой клятой пыли, слабо, но фоним. Все продули, вымыли дважды все пресной водой, чтобы без коррозии, но фон остался. Надо молиться, чтобы у шакалов наверху так же не было внешних радиометров. Иначе нас вычислят в момент, а форсированного режима реактора мы уже не обеспечим - сорвет всю заклейку. Не уйти ни в глубину, ни на скорости.
Крамневский посмотрел на Трубникова и спросил:
- Что с материалами?
Начальник команды радиоэлектронной разведки "Пионера" всегда имел очень злобный вид, благодаря глубоко посаженным глазам и тяжелому взгляду. Усталость и ненормированная работа не прибавили ему доброжелательности. Ответ последовал незамедлительно.
- Все носители, записи и аналитические материалы ежесуточно пакуются в герметичные капсулы и особые контейнеры. На контейнерах кодовые замки, коды вводятся заново каждые шесть часов. Если пренебречь процедурой, термитные заряды уничтожат записи. Даже если нас потопят и вновь поднимут, это ничего не даст противнику. Хотя... Не думаю, что в этом есть смысл. Но регламент соблюдается неукоснительно.
Крамневский задумался. Ему очень хотелось чаю на травах, такого, каким угощал Радюкина. Но чай закончился, а если бы и остался, Илион пребывал в уверенности, что желудок его не примет, последние несколько часов командира субмарины выворачивало наизнанку при одном виде еды. Организм принимал только воду, и то через раз.
Жаль. Немного терпкого, бодряще-ароматного напитка сейчас было бы так кстати...
- Подготовьте все, - медленно, тяжело заговорил он, взвешивая каждое слово. - И...
Илион посмотрел на своих подчиненных, глаза часто моргали, зрачки темнели в паутине красных прожилок, но взгляд был тверд.
- И перенесите в батискаф. Мы возвращаемся.
- Значит, нулевой вариант, - вздохнул Шафран.
Подводники как по команде встали, расходясь в полном молчании. И это молчаливая готовность почему-то напугала научного консультанта больше всего. В их движениях, емких жестах, чуть опущенных плечах была молчаливая, обреченная готовность.
- Господа, минутку, - воззвал Радюкин. - Это что за "нулевой вариант"? Не будете ли так любезны посвятить меня? - с едким сарказмом вопросил он.
Шафран быстро взглянул на Крамневского, который привалился к переборке, прикрыв воспаленные глаза, и опустился обратно на жесткое сиденье.
- Я втолкую, - сообщил он.
Теперь их осталось трое - командир, ученый и механик.
- В Морском Штабе долго думали, что делать, если нам придется пробиваться с боем, с врагом на винтах, - начал Аркадий. - Но ничего не выдумывалось. Единственная возможность - подкреплению пастись недалеко от зоны перехода, чтобы вовремя встретить и прикрыть "Пионера", но это невозможно. И все-таки один вариант появился.
Шафран достал из кармана затрепанную карту севера Атлантики.
- Вот здесь "глаз тигра", ткнул он пальцем в схему. - Там, где буква "я" у "Ирмингерская котловина". А вот здесь, южнее, на восточном склоне хребта Рейкьянес, в свое время была поставлена станция акустической разведки и наблюдения.
- Кем поставлена? - спросил Радюкин.